Речь француза ничего мне не объяснила. Мне казалось, что это какая-то странная шутка. Француз убрал ножик, а Руженка, слегка вытаращив глаза, постучала по донышку шляпки, которое напоминало большую круглую доску.
— Сейчас мы подходим к мастерским — будущее нации. — Француз погладил бороду над животом. — Это интересно.
Мы очутились в цехе, гораздо меньшем, чем первый. В окнах были массивные железные решетки, у потолка висело на блоках много проводов с глазами, как у зайца, они были похожи на движущиеся петли или виселицы, а под ними стояли деревянные плахи разных размеров — маленькие, побольше, совсем большие, узкие, пошире, совсем широкие. Между плахами грохотали мелкие чудовища, сцепленные друг с другом, под ними двигалась конвейерная лента, на которой перемещались разные металлические предметы. Среди всего этого стояли ученики. Они были в комбинезонах без рубашек, а их руки и лица были вымазаны в масле.
— Вот так начинал и я, — сказал дядя, — только не здесь, а в Пльзене на заводе Шкода. Я так же стоял в комбинезоне, вымазанный маслом, а иногда я даже не ел досыта. Эти хоть едят хорошо, варим для них обед. Возможно, — и он осмотрел учеников, — среди них стоит уже будущий директор…
Те, кто стоял с края, улыбались — казалось, они любят дядю. Потом мы на минутку остановились у одного маленького чудовища, за которым было самое большое решетчатое окно, и я увидел предметы, которые ехали под ним на конвейерной ленте. Вдруг я что-то вспомнил.
— Вы делаете здесь даже железные треножники? — спросил я. — Железные треножники и такие наконечники на палки?
— Откуда ты знаешь о железных треножниках? — спросил отец. — Что опять за глупость? — Но Руженка, как я заметил, навострила уши.
— Треножники, — улыбнулся дядя, — мы не делаем, как и сковородки. Металлические наконечники здесь делают, только не на палки. Ты какие палки имеешь в виду?
— Вы думаете о палках для путешествия, да? — спросил француз с улыбкой, будто хотел перевести разговор на другую тему, и немного ко мне придвинулся. В эту минуту я поднял глаза и увидел, что стою как раз возле одной средней величины палки под небольшой петлей, свисающей с потолка. — Наконечники для палок мы тут не делаем, — сказал француз, — скорее гвоздики и гвозди. Вы ездите куда-нибудь? — обратился он к Руженке.
— В прошлом году, в мае, я была в Австрии, в Корутанах, — ответила она довольно громко, мы как раз проходили мимо плахи, на которой стояли три ученика и, вытаращив глаза, смотрели на ее шляпку с большой круглой доской наверху. — Но это было грустное путешествие. Я ехала в коляске, в процессии, под звуки колоколов и Бетховена, а впереди ехал в доспехах черный рыцарь. Генерал фон Фрейберг, — прибавила она для учеников.
— Ты знаешь, что пан учитель в Англии? — повернулся ко мне дядя. — Пишет там… репортажи.
— Это должно быть прекрасно, — вздохнула Руженка. — Он всегда умел хорошо писать.
— А вы тоже попробуйте, — улыбнулся француз. — Мне кажется, у вас литературный талант.
— У меня сейчас другая работа, — покраснела Руженка и посмотрела на француза. — О ней я вам, пожалуй, не могу сказать. Вы бы удивились, во что только я ввязалась полгода назад.
— Что-нибудь особенное? — схватив себя за бороду, спросил француз и, вынув ножик из кармана, раскрыл его.
— Да, — подтвердила Руженка и посмотрела на нож, — нечто особенное. Пожалуй, я вам скажу.
Мы выходили из зала учеников, и я еще раз обернулся и поглядел назад. Все смотрели нам вслед, над головами у них скакали петли, у ног стояли плахи, в окнах были железные решетки. На какой-то момент мы очутились на небольшой площадке под открытым небом, а потом перед нами открылись гигантские ворота следующего цеха с высокой трубой. Под трубой над воротами висела люлька, и с нее два человека приворачивали на какой-то валик круглую пластину. Все вместе было похоже на гигантский железный гриб. Дядя махнул им наверх и сказал, что мы идем к печам.