— Ну как? — оборвал цикл моих воспоминаний художник, закончив воздвигать вокруг меня полотняный бастион.
— Это… все? — очухавшись, огляделась я по сторонам.
— Все! — ответил он, гордо подбоченясь.
Такая поза, конечно, произвела бы немалое впечатление на фоне черного бархата и набережных Сены, однако одних пыльных стульев и сапог в гармошку ей было явно недостаточно.
— Если это все, то мне хотелось бы…
— Кофейник, — он не дал мне закончить, — разлетелся в куски!
Нет, ей-богу, штрихи уже не умещались в биографии — еще и кофейник разбился из-за меня! Единственная фигурная композиция, ценность которой не вызывала у меня сомнений, и та испарилась!.. Внезапно вокруг стало серо и пусто; одна-одинешенька очутилась я в грозном окружении картин… А ведь признаться, совсем иначе представляла себе покупку картины! Я представляла себе, что в студии, то есть, прошу прощения, в мансарде с видом на Сену, то бишь Нерис, застану целую толпу покупателей и одну-единственную ценную картину, которую выдадут мне через заднюю дверь и которую я под ропот ротозеев-ценителей победоносно уволоку домой. А на деле все наоборот: целая куча картин, а ропщу лишь я одна… Так вот почему стул покрыт пылью: до меня на нем, чего доброго, не сиживал еще ни один покупатель… Я зажмурилась и одним рывком выдернула из стены своей квартиры гвоздь. Потом скомпоновала самое себя в пустой интерьер: в черном бархатном берете, в коричневой замшевой куртке, с впечатлениями из Латинского квартала — и тут поняла, что это и будет тем оригинальным штрихом, которого так не хватало всему моему интерьеру и биографии. Поняла я также, и куда подевалась толпа покупателей: высунув языки, бегают они в поисках бархата, замши, ценных ваз, путевок на набережные Сены… Они бегают, а я сижу, считаю арки и ловлю ворон! Решительно поднялась, откланялась и в один прыжок перемахнула через шесть переулков, три арки и одно озеро.
— Если кофейник лопнул… — протянула я.
Он позволил кончить.
— …так придется мне заглянуть в приличное кафе, — и я ткнула пальцем за угол четвертого переулка.
Не произнеся ни слова, художник распахнул дверь — пожалуй, слишком резко и слишком широко. Такой жест конечно же произвел бы впечатление на фоне одной картины и многочисленных покупателей, однако в нашем случае он не был ни ценным, ни характерным и для моей биографии абсолютно лишним…
Выйдя на лестницу, я услыхала по ту сторону двери такой грохот и треск, словно обрушилась ратуша в Старом городе. Вовремя удалось мне вырваться из окружения!.. Затем в мастерской установилась глухая тишина, которую — слава богу! — взорвало сочное и длинное ругательство. Это снова понравилось мне: а все-таки художник с перспективой!.. Как бы там ни было, а посещение его мансарды не прошло даром: отныне я буду великолепно вписываться в компании, снующие по чужим интерьерам! Я даже услышала собственный голос: «Как же так? Неужели у вас нет ни единого кофейного зернышка?.. А вот когда недавно довелось мне побывать в мансарде на набережной Сены, то художник так угощал меня, так поил кофе, что даже кофейник лопнул!..» Потом натяну берет на правое ухо и авторитетно добавлю: «Гм… знаете ли вы, что в вашем интерьере не хватает одного оригинального штриха?..»
СИМФОНИЯ
Наконец дирижер перестает вилять фалдами фрака и поднимает палочку.
Скрипки тихо заводят старую сказку о Нибелунгах. Их голоса то крепнут, то совсем замирают, то превращаются в жалобное рыдание. Это плачет юная красавица из племени Нибелунгов.
Подпираю голову ладонью, закрываю глаза. Как приятно отвлечься от прозаической повседневности, перенестись в сказочный мир видений…
А скрипки все плачут, жалуются…
Когда выходила из дому, расплакался ребенок. Интересно, успокоился ли? Перепеленали? До конца ли скушал рисовую кашку?
Ох, не слишком ли часто пичкаем мы его рисовой кашей? Пора разнообразить меню. Гречку давать. Манную кашку. И этот… как его? Ну, этот же… ну, этот… о господи! — этот… пропади он пропадом… геркулес! Непременно надо начинать кормить овсяными хлопьями!
Ах да, симфония.
Встряхиваю головой. Долой, долой домашние заботы! Надо устремиться ввысь. Еще выше… Еще! Туда, где сверкает башня замка Нибелунгов.
Господи, какая передо мной сверкающая лысина! Ни единого волоска. Интересно, почему мужчины лысеют, а женщины нет? Как хорошо! Зато столько забот с этой прической! Вчера не попала к парикмахеру. Сегодня снова не попала. Значит, придется тащиться завтра. Но ведь завтра надо на рынок. Кто же сходит, если не я? Только принесешь домой полные сумки — и опять изволь тащиться на рынок. Конца-краю нет! А что я куплю завтра?