Дуротан бросил взгляд на мать. Гейя деловито вплетала в волосы блестящие бусины. Очевидно, это входило в ритуал переговоров, и она спешила закончить приготовления. Взгляд, которым мать одарила прибывшего гостя, мог бы расколоть каменный трон, на который тот уселся.
– Ей все это явно не нравится. Но помни, что она нам сказала, – ответил Дуротан, снова переводя взгляд на хрупкую, но не слабую рабыню и на высокомерного чужака на троне отца. – Все это – позор для Гул’дана, а не для нас.
Однако он не сказал Оргриму о том, что сидящая перед ним женщина напомнила ему другую – ту, которую когда-то изгнали из клана Северного Волка. Ее звали Драка, и она держалась так же, как эта рабыня, даже тогда, когда ей грозило изгнание и почти верная смерть.
Отец вдалбливал Дуротану, что Северные Волки не убивают и не мучают без необходимости, и поэтому порицают обычай захватывать рабов или пленников ради выкупа. Однако они также не прощали слабости, и считалось, что дети, родившиеся слабыми или болезненными, подрывают силы всего клана.
Таким детям разрешалось дожить до юных лет, так как известно, что иногда с годами кажущаяся слабость исчезает. Но когда они достигали взрослого возраста, хрупкие и болезненные изгонялись из клана и должны были выживать самостоятельно. Если им это каким-то чудом удавалось, один раз в год им позволяли вернуться и продемонстрировать свою удаль: в день летнего солнцестояния, когда еды в изобилии, а Духи обладают самым большим могуществом. Большинство изгоев никогда не возвращались к Хребту Ледяного Огня. Еще меньше орков возвращались в последние годы, так как выжить на меняющейся земле стало еще труднее.
Драка была ровесницей Дуротана, и когда ее приговорили к изгнанию, его охватила печаль. И не его одного. Раздался шепот восхищения, когда клан собрался, чтобы посмотреть на ее уход. Драка взяла с собой еды только на неделю и орудия для охоты и изготовления одежды и укрытия. Ей почти наверняка грозила смерть, и она, должно быть, это понимала. И все же прямо держала свою узкую спину, хоть ее тонкие руки дрожали от тяжести «даров» клана, которые могли означать жизнь или смерть.
– Важно достойно встретить смерть, – произнес один из взрослых.
– По крайней мере, в этом она – Северный Волк, – отозвался другой.
Драка не оглянулась. В последний раз Дуротан видел ее шагающей прочь на худых ногах, а ветер развевал повязанное вокруг ее талии сине-белое знамя клана Северного Волка.
Дуротан часто ловил себя на том, что думает о Драке и гадает, что с ней стало. Он надеялся, что другие орки были правы, и она достойно провела последние минуты своей жизни.
Но в такой чести навсегда было отказано сидящей перед ними рабыне. Дуротан перевел взгляд с отважной зеленокожей рабыни по имени Проклятая на ее хозяина.
– Мне это не нравится, – произнес низкий, рокочущий голос возле уха Дуротана. Это сказал Дрек’Тар; теперь его волосы стали почти совсем седыми, но тело все еще оставалось мускулистым, он был прямым и высоким, а чужак сильно горбился. – Тени окутывают этого орка. Смерть следует за ним.
Дуротан посмотрел на черепа, свисающие с посоха Гул’дана и надетые на шипы его плаща. Те, кто его видел, могли бы сделать такое же замечание, глядя на многочисленные кости, украшавшие чужака. Слепой шаман тоже увидел смерть, но не так, как другие.
Дуротан постарался не вздрогнуть от слов Дрек’Тара.
– Зимой на холмах лежат длинные тени, и я сам сегодня стал причиной смерти. Такие вещи не служат плохими предзнаменованиями, Дрек’Тар. Можно было бы сказать, что за ним следует жизнь, поскольку он зеленый.
– Зеленый – цвет весны, это так, – согласился Дрек’Тар. – Но я не чувствую в нем никакого обновления.
– Давай послушаем, что он скажет, прежде чем решать, прибыл ли он как вестник смерти, жизни или вообще ничего.
Дрек’Тар рассмеялся.
– Твои глаза ослеплены флагом переговоров, и это мешает тебе правильно видеть, юноша. Но со временем ты увидишь. Будем надеяться, что твой отец видит.
Будто услышав свое имя, Гарад шагнул в круг света от костра. Разговоры смолкли. Чужак Гул’дан, кажется, наслаждался вызванным им волнением. Его толстые губы приподнялись, обнажив клыки, в улыбке, больше похожей на презрительную усмешку, и он даже не сделал попытки встать с трона. Для вождя клана принесли другое кресло – простое, деревянное, практичное. Гарад сел, положив ладони на бедра. Гейя, уже надевшая свои самые официальные одежды из дубленой кожи талбука, старательно расшитой узорами из бусин и косточек, стояла за спиной своего мужа.