ЧЕРНЫЕ ДНИ
Глава I
ДОЛГ И ЛЮБОВЬ
Нет выше любви, ежели кто душу свою положит за други своя!..
Напряжение духовных и нравственных сил, задержанная энергия, не получившая для себя исхода в дни сейма 1980 года, как будто зарядила электричеством воздух не только в шумной, отзывчивой ко всему Варшаве, но и в целой стране, где большинство говорит польским языком по обе стороны Вислы, до Немана на западе, до Днепра на юго-востоке.
Люди самые невпечатлительные вынуждены были заметить это повышенное настроение. Правда, вся крестьянская масса, хлопы, мазуры[1] и подоляне с литовскими хлеборобами, с бледными, истощенными белорусами и Пинчуками[2], красноглазыми обитателями безбрежных болотистых пространств, — эти мало откликались на волнения «господ», панов и полупанков из шляхты, из лавочного панства и патриотов-ученых, вкупе и влюбе с отцами пробощами[3] и ксендзами всех видов.
Но сильное, хотя глухое пока брожение сразу охватило более сознательные круги населения польского народа.
Особенно всколыхнулось духовенство, давно уже недовольное тем, что «москаль» сидит на католическом престоле, что «схизматик» носит на голове священную корону Пястов и Ягеллонов.
Как на беду, перед открытием столь неудачного сейма посетил в первый раз Варшаву граф Аракчеев, вызванный сюда государем, чтобы решить вопрос о наборе текущего года в Российской империи.
По какой-то странной случайности, а может быть, и не без умысла, 1 (13) сентября 1820 года, в самый день открытия сейма, государь подписал в стенах Варшавы указ о наборе четырех рекрутов с каждых пятисот человек, населяющих империю.
Немедленно пошли на этот счёт слухи и предположения, способные взволновать и бойкого горожанина, не только темного обитателя глухих сел и деревень, грязных местечек и фольварков[4], куда медленно, но неустанно просачиваются малейшие вести из столицы польской…
Известность Аракчеева, печальная, но широкая, давно успела проникнуть в пределы Польши. Уже в 1817 году являлись в далекую Варшаву новгородские крестьяне-ходоки, подстерегали на площади Константина и, пав перед ним ниц, молили защитить от «антихриста»-графа, который весь люд крещеный задумал повернуть на новую стать, запереть в ограде «военных поселений», как узников, их, свободных, хотя и полуголодных людей.
Какой-то непонятный ужас нагонял на поляков «преданный» граф, как он сам называл себя, граф-«предатель», как называли его другие, и деревянным выражением угловатого лица, и напряженным взором бесцветных, но сверлящих душу маленьких злобных, как у бульдога, глаз.
Даже любимый старый ожиревший мопс Константина заворчал, залаял было, а после забился в угол, когда увидал Аракчеева, приехавшего с визитом к цесаревичу, главному хозяину гостеприимной Варшавы. Злой взгляд гостя смутил пса.
В простом народе толки и россказни доходили до крайних пределов нелепости. Передавали на ухо, что «граф с лошадиным лицом» — сам демон, которому Александр, как новый пан Твардовский, запродал свою душу, обеспечив себе этим постоянный успех и всемирную славу победителя и мудрого государя.
Люди, считающие полезным сильнее мутить воду, пустили и другие толки.
С разных сторон заговорили, что Аракчеев приехал неспроста. Набор, которого не было в России уже несколько лет, назначен именно для занятия всей Польши русскими войсками. Польские полки будут по приказу из Троппау[5] двинуты против итальянцев, решивших умереть за свободу… А русские батальоны наводнят Привислянский край… Затем — все население польских сел и деревень будет во многих местах злополучной России под названием «военных поселений». Следующей мерой, которую применит ненавистный людям «антихрист»-граф, явится обращение в «схизму», в православие старых и малых, жен и детей, словом — каждого, кто предпочтет этой ценой купить право провести остаток дней на своем пепелище, а не брести тысячи верст под конвоем в далекую холодную Сибирь…
Это и многое еще говорилось про ненавистного временщика.
Толковали, что он сам содержит в каждом своем имении целые гаремы из красивых женщин и девушек, даже детей лет восьми и моложе, без различия: девочек и мальчиков.
И грубый изверг не только-де растлевал малюток, но, как истый демон зла, вампир или извращенный садист, проливал кровь малюток, тем доставляя себе минуты зверского наслаждения…
3
Пробощ (пробст) — у католиков Российской империи настоятель главной церкви округа, второе лицо после епископа. В 1832 году в Российской империи насчитывался 31 пробстский округ.