– Лейтенант Муромцев Алексей Константинович? – спросил ротмистр, как бы требуя подтверждения.
– Да! – жалкое подобие улыбки появилось на ее лице, и она моргнула.
– Разжалован в рядовые с лишением чинов и наград. Больше я ничем не могу вам помочь, мадам. Еще раз извините. – Ротмистр отдал честь и потерял к даме всякий интерес. Тем не менее он продолжал стоять рядом с ней, опекая до тех пор, пока она находится в зоне его ответственности.
Краски поблекли, утрачивая яркость. Стало нестерпимо жарко и захотелось пить. Катя распахнула ворот, стащила шарф и пошла к выходу. В висках стучало. Она видела краем глаза, как в холл вошел офицер и стал чуть в стороне, наблюдая за ней.
Он ее не интересовал. Ее уже ничто не интересовало.
В голове загудело, и пол стал уходить из-под ног. Все завертелось, и кто-то закричал, требуя воды.
У нее было ощущение, что ее, словно муху, прихлопнули гигантской мухобойкой, размазав посреди уходящего за горизонт холла, увешанного портретами судей, прокуроров и членов императорской семьи. Они хохотали над ней, кривляясь в своих позолоченных рамах, высовывая язык и показывая на нее пальцем.
– Смотрите, смотрите, – на все голоса верещали они, – она интересуется судьбой отщепенца Муромцева.
– Это который? – басил судья, теребя напомаженные локоны парика.
– Да тот, который сегодня, согласно высочайшему повелению, был разжалован в рядовые, исключен из гвардии и отправлен к черту на кулички.
– Ха-ха-ха… – смеялись прокуроры.
– Куда, куда отправили? – кокетничали злобные носатые дамы с плюмажами на голове, отчего напоминали цирковых крыс.
– Туда, мадам, – веселился шеф жандармов и тыкал пальцем в топографическую карту, на которой посреди гор и лесов было написано слово «тартарары». – В тартарары!
Очнулась она в пролетке. Рядом с ней стоял мужчина лет сорока в шинели морского офицера и держал ее за руку.
Катя тряхнула головой, сбрасывая пелену с глаз. Аккуратно вытащила свою ладонь из его руки и помассировала виски.
– Вот! Потрите в середине лба и над бровями. Это помогает, – мужчина протянул ей перламутровую коробочку, сделанную в виде маленького пивного бочонка.
– Что это?
– Китайский бальзам. Там женьшень, чабрец, мята и еще какая-то дрянь. Лучше средства от мигреней я не встречал.
Катя смотрела на него все еще затуманенным взором, не понимая, кто он такой и где она находится. Затем сняла перчатку и, отвинтив темно-зеленую крышечку с изображением дракона, макнула палец в желтоватый крем, источающий аромат трав и бальзамов. Коснулась лба. Появилось легкое жжение, и мир стал обретать реальные черты.
– Спасибо. Он действительно хорош.
– Оставьте себе.
– А ваша мигрень?
– Моя мигрень не лечится. Как сказал один знакомый доктор: «Лучшее средство от головной боли – это гильотина».
Катя спрятала коробочку с драконами в ридикюль и улыбнулась, стараясь вспомнить, где она видела этого человека. Эти жесты, этот юмор…
Где же она его видела?.. Стоп! Это он вошел в здание суда, когда она пыталась узнать о судьбе Алексея. Катя решила зайти издалека, стараясь узнать, кто он и что тут делает.
– Кажется, я потеряла сознание.
– Хуже того. Вы пытались упасть на пол. И неизвестно, чем бы это все кончилось, если бы я вас не поймал.
– Я искренне благодарна вам. Только не знаю вашего имени.
Мужчина молчал, и Катя тронула за плечо кучера, который все это время тихо сидел на козлах, ожидая, когда госпожа наговорится и можно будет щелкнуть кнутом и крикнуть: «Пошла, родимая!»
– Трогай.
– Пошла, родимая! – Захар дернул вожжи, и пролетка затарахтела по мостовой.
– Моя фамилия Истомин, – крикнул он ей вслед. – Мы встречались с вами в цветочном магазине.
Было ощущение, что из нее разом откачали воздух.
– Стой! – крикнула Катя, и Захар резко натянул поводья, поднимая лошадь на дыбы.
Катя зачем-то сняла перчатки: зачем она это сделала, она и сама не знала. Но Истомину показалось, что она собирается дать ему пощечину.
– Спрошу прямо. Вы следили за мной?
– Отвечу не таясь. – Истомин улыбнулся. – Да, я следил за вами. Но не по своей воле…
Пролетка свернула с Литейного и не спеша катилась по Невскому проспекту. Подняв полог и спрятавшись от посторонних глаз, в пролетке сидели Катя и Истомин. Разговор крутился вокруг ее визита в здание военно-окружного суда и неслучайного появления Истомина в том же здании и в то же время.
– Позвольте узнать, зачем вы приходили?
– Я интересовалась его судьбой.
– Вы интересовались судьбой Муромцева?