- Но-ноги... Заклинило...
- А-а, холера! Попробуй что-нибудь сделать, я сейчас вернусь.
- Сейчас к вам подойдут коммандос, девочки! - сказал мужской голос. - Мы вас видим, не волнуйтесь.
Фатма проследила взгладом Рите и Лею - Аллах, как медленно! Она собралась с силами и посмотрела вниз, на свои ноги.
Кровь. Разорванная ткань. Что-то белое торчит наружу.
"Это кость. Мои ноги сломаны. Мне должно быть ОЧЕНЬ больно".
И через миг ей стало ОЧЕНЬ больно.
Не помня себя, она ударила по замку аптечки, нашарила ампулы-шприцы и горстью выгребла их оттуда. С трудом различина синюю - анальгетик - сорвала зубами колпачок и вонзила иглу в бедро, выжимая капсулу.
Казалось - прошли часы прежде чем лекарство подействовало. Но когда Фатма открыла глаза, она увидела, что Рита только-только добралась до своего вертолета.
В секторе было сравнительно спокойно: штабс-капитан Перельман прикрывала эвакуацию пулеметным огнем. Испортить погоду могла только случайная пуля, и Фатма, следя глазами за подругами, молилась о том, чтобы этой пули не было...
Вот они бегут - качинские коммандос, ефрейтор и четверо солдат. Сейчас ее вытащат. Сейчас они подойдут и заберут ее.
Господи, только бы не было случайной искры в поврежденной рации! Только бы не загорелось топливо!
Быстрее! Быстрее, шайт!
Откуда взялся этот пулеметчик? Почему именно в это окно он высунул рыло своей машинки, почему именно их избрал целью?
Рита, уже выбежавшая было на помощь, кинулась обратно в машину. Вертолет оторвался от земли, и Фатма закричала в отчаянии: ее бросали здесь! Бросали одну!
Она отложила пистолет и взяла гранату. Лучше подорваться на своей гранате, чем сгореть заживо.
Ближе всех к ней успел подбежать ефрейтор. Умирая, он цеплялся руками за полоз.
Фатма завыла от муки и отчаяния. Одна, одна, все погибли, и как больно!!! Почему-то ей показалось, что эти коммандос - последние на советской базе, и вертолетов прикрытия больше не существует, что она предана, брошена всеми!
Советские солдаты, ободренные огнем пулеметчика, приближались. Она уже видела одного совсем близко. Поняла, что он распознал в ней женщину. Прочла по губам: "Сука!"
Ближе!
Ближе...
Кольцо гранаты подалось неожиданно легко. Так же легко разжалась рука. Сквозь кружение алых пятен и гул в ушах донесся стук железа о железо.
Мучиться осталось не более пяти секунд. Это немного утешало. А главное ни живой, ни мертвой ее больше не коснется мужчина.
Ни один.
***
Рита буквально вымела площадь огнем, и достала того ублюдка в окне - но что толку? Что толку, если мертвы коммандос и мертва Фатма?
Что там случилось - она попробовала отстреливаться и взорвался керосин? Или она сама взорвала гранату, дождавшись, пока советские солдаты подбегут поближе? Да какая разница... "Ворон" горит между бараками, содрогаясь от взрывов боезапаса. Погребальный костер для летчицы и двух советских солдат.
- Девочки, Сид, у нас все! - сказал командир группы "Тед". - Начинаем отход.
Тамара развернула машину к вертолетной стоянке, туда, где уже начинали крутиться лопасти транспортных "Ми-8" и "Ми-6". Несколько "дроздов" поднялись в воздух и под прикрытием ударных вертолетов полетели к югу. "Вороны" и "Кречеты" дождались, пока в воздух поднимутся "Ми", под завязку набитые пленными советскими летчиками. Два звена "Вдов" сделали широкий круг над вертолетной стоянкой, где ахнуло, блеснуло и заполыхало - взорвались штурмовики и транспортники, заминированные коммандос из качинского спецотряда.
Колонну грузовиков с пехотой, несущихся на пожар, Рахиль даже поленилась расстрелять как следует. Она дала очередь из пушки, но не стала делать контрольный заход. В конце концов, сзади еще ведомый, да и не такое уж это увлекательное занятие - расстреливать из вертолета пехтуру. И, как показала история с Фатмой, не такое уж безопасное.
Странное дело, когда они только начали, ей казалось, что она может заниматься этим бесконечно, что сколько бы фигурок в пятнистом камуфляже или выгоревшем хаки ни полегло под огнем ее пушки - ей все будет мало. Наверное, она просто слишком устала. Так устала, что даже неутихающая боль уже не может подпитывать ненависть. Все, перегорело. Она сыта кровью советских солдат. Но синяки и ссадины ноют по-прежнему. Это несправедливо. Зачем существует месть, если она не приносит облегчения?
Эти мысли не успели как следует оформиться - их вымело из головы волной животного ужаса.
Точки на светлеющем горизонте могли быть только советскими истребителями.
В последний раз сходное состояние Рахиль испытала совсем недавно - вот только что она была офицером, штабс-капитаном авиации, богиней небес, а через пять минут стала просто жалкой беспомощной бабой в руках четырех озверевших от спирта и вседозволенности мужиков - которые тоже поначалу были довольно милыми парнями, кто же знал, что так получится, ах...
Всплыла виденная недавно в одном из военных журналов реклама: МИ-24 с подписью: "Может, для вас это и вертолет, а для "Стингера" это - сидячая утка". Вот теперь она, Рахиль Левкович - жалкая сидячая утка для советских истребителей. Нам обещали прикрытие из "Ястребов"! Где оно, факимада?
Фф-ух, вот оно, слава Богу - ребята держались на высоте, мне сверху видно все - ты так и знай... Рахиль не интересовало, сколько их против МиГов, ей хотелось только одного - бежать, драпать во все лопатки, и поскорее встать ногами на землю...
***
- Жаль, что сбили Фатму, - сказала Тамара. - Жаль, что ее, а не меня.
- Не мели ерунды, а то как тресну по башке, - пригрозила Рахиль. - Какого черта? Выпей еще.
- Я больше не хочу.
- А я тебя не спрашиваю, хочешь ты или нет. Сидит тут, сигим-са-фак, и грызет себя за то, что жива осталась. Не хочешь жить - дождись следующего вылета и грохни машину, камикадзе. Если сумеешь Риту уговорить.
- Иди в задницу.
- Сама туда иди! - Рахиль глотнула еще пива. - Коммандос надираются, как сапожники. Вот бы нам так. Но нельзя. Пилотам за-пре-ще-но... О, вот Женька Бурцев идет...
Тамара развернулась и оказалась лицом к лицу со знакомым офицером из коммандос. Знакомым? А где она его видала?
Ночью, возле клуба - вот, где. Поручик Бурцев...
- Поздравляю с удачным вылетом, - сказал Бурцев.