- Спасибо, - сказала Тамара. - Правда, у нас тут немножко поминки.
- У нас тоже. Пятеро ребят - вместе с вашей летчицей... Еще семнадцать человек - во время боя за аэродром.
- Фатма Фаттахова - вы ее помните?
- Такая полненькая, с красивой косой? - Бурцеву как-то неловко было вспоминать, что погибшую летчицу он видел только голой, и поэтому лицо ему запомнилось слабо...
Рахиль незаметно растворилась в другой компании.
- И еще два экипажа. Розы Циммерман и Марины Клюевой.
- Мне очень жаль.
- Войны без потерь не бывает. У "Гусар" - шестеро, и двое раненых.
- Женщины не должны так погибать.
- Никто не должен.
Бурцев кивнул.
- Чем вы занимались бы, если бы не стали пилотом? - спросил он через полминуты.
- Не знаю. Мама хотела, чтобы я стала прислугой. Представляете меня в фартучке и с наколкой?
- С трудом, - улыбнулся Бурцев.
- А вы? Если бы не пошли в коммандос?
- Не знаю... Я - человек, испорченный высшим образованием. Учился в Ковентри... Наверное, смог бы устроиться учителем математики. И гимнастики as a moonlightning...
"На меня западают интеллигентные мужики" - в том, что Бурцев "запал", сомнений не было. Вел он себя более чем сдержанно, но флюиды, которые исходят от "запавшего" мужика, ни с чем не спутаешь. Правда, майора Колыванова вряд ли можно было назвать интеллигентом...
- Я ненавидела математику и логику в реальном, - призналась она. - И в летном тоже.
- Значит, у вас были плохие учителя. - Бурцев смял одноразовую тарелку и бросил ее в мусорную корзину. - Математика дисциплинирует разум.
- У нас в реальном висел портрет Ломоносова с надписью: "Математику уж затем учить надо, что она ум в порядок приводит".
- Так оно и есть.
- Я знаю одного человека, который говорил, что всех гуманитариев нужно в обязательном порядке заставить изучать математику и физику.
Бурцев кивнул.
- Это избавляет от волюнтаристских иллюзий, - подтвердил он. - Многим гуманитариям свойственно думать, будто всем станет темно, если они закроют глаза.
- Арт... тот человек примерно так же говорил.
- Ваш... друг? - поручик не привык вилять, сразу брал быка за рога.
- Мой муж, - она напряглась.
- Кто он?
"Мертвец", - от этого слова, хоть и не сказанного вслух, все внутри скорчилось и почернело. Среди всего полка "Вдов" она - настоящая вдова.
- Он офицер... Был офицером.
Бурцев потупил глаза. Прошедшее время с позавчерашнего дня перестало означать, что человек вышел в отставку.
- Пилот?
- Пехотинец. Из егерей-корниловцев.
- Вы получили "Кей-ай-эй"?
- Нет
- Тогда еще не все потеряно. - Особого оптимизма в его лице не было.
- Я надеюсь, - соврала она.
- Я... только хочу сказать... - Бурцев опустил глаза. - Что если... будет совсем плохо... Сегодня или когда-нибудь еще... Вы можете на меня рассчитывать. Во всем. Если я буду жив, конечно. Я понимаю, что сейчас это может выглядеть, как будто я влезаю в... чьи-то ботинки... Поэтому больше ничего не говорю... Кроме того, что я приду... Когда вы позовете.
- Последние новости! - откуда-то с порога закричал один из офицеров. В руке он держал пухлую пачку каких-то листов... Газет?
- Свежий "Русский Курьер", ребята! Дамы и господа!
К нему кинулись, газета пошла по рукам...
- Лучниковская портянка, - процедила Тамара.
- Лучниковская-не лучниковская, - Бурцев взял низкий старт, - а пока что это единственная газета на весь Крым... - он бросился в толпу, разрывающую "Курьер" по листику.
Вернулся он через минуту несолоно хлебавши.
- Мадемуазель, увы. Всеми номерами завладели ваши соратницы, а я - человек старомодного воспитания и драться с женщиной из-за газеты не буду.
- А из-за чего будете?
- Ни из-за чего. Еще пива? Или чего-то покрепче?
- Покрепче нам нельзя. Пива, пожалуйста...
Бурцев отошел к стойке, а в Тамару опять вцепилась Рахиль.
- На что спорим, - лукаво сказала она, - что ты сейчас подскочишь до потолка?
- Поцелуй меня в... плечо.
- Никто меня не любит! А должны бы... Делаем фокус-покус, - она достала из-за спины свернутую газету. - Раз!
Газета развернулась и легла на стол перед Тамарой.
- Два!
"Три" она не услышала. Как вернулся с пивом Бурцев - тоже не услышала. Она не услышала бы и выстрела над самым ухом - все ее внимание поглотила первая полоса газеты "Русский Курьер", на которой аршинными буквами было напечатано:
"ПОЧЕМУ МЫ ВОЮЕМ?"
А внизу - не такими аршинными:
"Капитан НЕТ" - человек, который, кажется, знает ответ"...
А между заголовком и подзаголовком, как "Цельсь!" между "Готовьсь!" и "Пли!" - две фотографии, одна отличного качества, двухлетней давности, а вторая - мерзкая, явно переведенная с видеопленки, но на обеих - одно и то же лицо, до последней морщинки знакомое, уже оплаканное лицо...
Не помня себя, Тамара перевернула страницу и пробежала глазами текст. Вернее, его начало - прочесть всю полосу она не могла, ее распирали чувства, хотелось куда-то бежать и что-то делать...
- Сударыня, я идиот, - проговорил Бурцев. - Он - ваш муж?
Последний вопрос прозвучал уже Тамаре в спину.
В здание штаба поручик Уточкина влетела со скоростью лидера гладких скачек.
- Миссис Голдберг! - крикнула она. - Ваше благородие! Рут!
- Какого черта... - Капитан Голдберг поднялась с дивана. - Уточкина, что случилось? Пожар? Боевая тревога? Я сегодня посплю или нет?
- Мэм, я прошу разрешения поехать в Бахчисарай.
Командир эскадрильи посмотрела на часы.
- Не разрешаю. Через три с половиной часа у тебя вылет, через час передадут новое задание.
- Мэм, я успею!
- Это тебе кажется. На дорогах черт-те что, ты провожкаешься все четыре часа. Разбитая бронетехника, тягачи, куча гражданских машин, патрули... Ты знаешь, что из Севастополя идет эвакуация детей? Ты знаешь, что все, у кого есть на чем ехать, спасаются из городов? И разговора быть не может.
- Мэм!
- Нет, я сказала!!! Уточкина, я все понимаю, но - нет.
"Все ты понимаешь!", - Тамара, выйдя на улицу, пнула ни в чем не повинную дверь пяткой. - "Ни хрена ты не понимаешь, проклятая фригидная дура". За эту мысль ей тут же стало стыдно, но злость была сильнее.
-Тамара! - Капитан стояла у окна, скрестив руки на груди, похожая на индейского вождя. - Телефоны, между прочим, работают.