— Оль, спасибо! — слова благодарности громко вырвались из меня. На эмоциях мне хотелось снова сказать, что я ее люблю, но я это говорил вчера и сегодня так часто, что боялся обесценить эти важные слова. — Как складываются твои отношения с Нурхамом? — полюбопытствовал я.
Со прошедшего вечера, после того как мы с Бабским вместе просканировав ментальное тело хоррага, пришли к выводу, что Нурхам Хоргем Райси безопасен для друзей, я позволил Ковалевской забавляться с древним духом. Для Ольги это стало не только интересным развлечением, но и продолжением давнего увлечения, превратившегося в ее профессию. Вы правильно меня поняли: в древнем духе Ольга Борисовна увидела то самое занимательное, что прежде находила в экспериментах со своими домашними роботами.
— Саш, дела великолепно! Как раз хотела тебе кое-что показать, — сказала она и достала флакон из розового хрусталя, отягощавший ее карман. — Даже подумать не могла, что такое возможно и это будет так интересно! Я бы его взяла в Пермь, но ты же будешь против. И я решила, что лучше пока не показывать хоррага нашим из института. Даже самому Белкину пока не стоит. Нурхам… Ты не представляешь, как с нашим джином интересно! Это тебе не шалости с логическими блоками на птичьих мозгах. Это!.. — она выдернула плотно притертую пробку и запахло египетскими духами, которые любила моя мама. — Невероятно широкая база для отработки логических схем! Потрясающие когнитивные особенности! — продолжила Ковалевская и распорядилась: — Нурхам, появись! Появись в том виде, который мне больше всего нравится!
Раздалось шипение, сопровождавшееся громким потрескиванием. Из горлышка сосуда вырвалась струя фиолетово-серого дыма. Она сформировалась в облако, затем в человеческую фигуру, покачивающуюся посреди рубки «Эвереста». Еще миг и эта человеческая фигура превратилась в существо, очень похожее на меня самого. Стой лишь разницей, что вместо ноги у моего двойника отсутствовали, переходя в туманную субстанцию. Одет наш джин был примерно так, как представляли их сказители древних мифов и художники в Семицарствии.
— Слушаю и повинуюсь, прекраснейшая из земных дев! — произнес хорраг и, сложив руки на груди, низко поклонился Ковалевской.
— И небесных тоже! — со смехом заметила княгиня. — Мне нравится, как он это говорит. Надеюсь, твои богини не рассердятся? — Ольга лукаво глянула на меня. — Ведь правда же, земная любовь отдельно, а небесная отдельно?
— Почему я, Оль⁈ — мне тоже было смешно, видеть Нурхама в столь знакомом облике.
— Потому, что мне нравится, когда кто-то очень похожий на тебя говорит «слушаю и повинуюсь!». Хотя, было бы лучше, если бы это говорит ты сам, — поглядывая на меня, Ковалевская улыбнулась так, что мне захотелось сделать с ней то же самое, что я делал этой ночью в постели. Как же она меня все-таки дразнит!
— Покажи, джин, как ты готов защищать меня! Вот, например, маг Астерий. Покажи, как ты готов защищать меня от него! — потребовала Ольга Борисовна, и меня такой приказ хоррагу напряг.
Нет, я не опасался атаки с его стороны — все-таки древних дух в первую очередь подчинялся мне. Хотя я вернул все его прежние силы и даже немного расширил один из энегоканалов, Нурхам по-прежнему оставался зависимым от меня: он видел во мне почти бога. Кроме того, эти потусторонние существа хоть и проще в ментальной организации, чем люди, но они точно не глупы. Быть может они рациональнее большинства из нас, так как гораздо меньше подвержены эмоциям. Меня напрягло то, что приказ Ковалевской вступал в противоречие со многими поведенческими установками. Их мы вдвоем с Бабским прописывали в сокровенных глубинах Нурхама Хоргема Райси.
И, представьте, Нурхам меня удивил. Он выкинул практически цирковой номер: вмиг стал перед Ковалевской, заслоняя ее от меня. При этом раздался в плечах так, что загородил собой не только Ольгу, но и часть иллюминатора бокового обзора. Фальшивые мышцы на его столь же фальшивых руках вздулись, на груди засверкала адамантовая броня, тоже, разумеется, фальшивая. При столь грозном облачении физиономия Нурхана излучала невероятное благодушие. Я кожей чувствовал, как он желает угодить Ольге и в то же время не задеть меня. Когда же его лицо, бывшее почти копией моего, оскалилось, а клыки вдруг выросли на пару сантиметров, я чуть не упал от хохота.