Талия даже застонала от этих мыслей.
— Родерик… — она прижалась к нему и подняла голову, заглядывая в растерянные и печальные глаза князя. — Не изменяй мне, пожалуйста! Я этого не перенесу. Давай, обратимся к Елецкому, пусть он еще посмотрит тебя, найдет если что-то в твоем уме оставила эта ведьма? Тем более нам нужно завтра навестить его.
— Я не буду изменять! Мне никто не нужен кроме тебя, — сказал Геннадий Дорофеевич, но при этом в его голосе не было уверенности. Все-таки в нем осталась часть прежней личности, часть привычек и пристрастий, которые тоже имели значение.
Прислушиваясь к себе Родерик, подумал, что несмотря на очень удачное вселение в тело Мышкина, почти исчезнувшая личность князя могла где-то затаиться. Иначе откуда это неожиданное влечение к Светлане Ионовне? Сейчас он даже вспомнил, как называл ее прежде.
— Светик… — сказал он вслух.
— Что? — не поняла Талия.
— Свет… — он икнул. — Светло здесь. Гости могут видеть, что мы обнимаемся. Это же непристойно до свадьбы, — пояснил серый маг и подумал, что ему лучше вернуться за стол и еще немного выпить. — Ты не будешь говорить папе, о том, что твоя мачеха изменяла ему со мной? Вернее, с ним. Ну с тем, который не я, — мысли Родерика путались.
В этот момент на террасу вышел сам барон Евстафьев в сопровождении виконтессы Струбецкой. Хотя ей было почти сорок лет, она казалась намного моложе и вполне могла очаровать. Ходили слухи, что именно госпожа Струбецкая начала увлекать Евклида Ивановича, после того как графиня Елецкая потеряла к нему интерес.
Глава 2
Стучаться надо
Знаете, как приятно видеть их вместе, Ольгу и мою актрису! Такое ощущение, что эта сцена — вид ворвавшихся в палату девушек, взволнованных, обеспокоенных моим здоровьем — подействовали на меня сильнее магии Асклепия.
Ленская тут же присела на стул, с которого недавно встала Артемида, без слов покачала головой и расплакалась. Я чувствовал, как она хочет дотронуться до меня и боится. Ее пугали окровавленные бинты на моей ноге и животе, моя бледность и потускневшие глаза — уж я видел недавно себя в зеркало. Лишь когда Ольга сказала: «Ему намного лучше. Видела бы какой он был, когда сюда везли!» — тогда Ленская осмелела и взяла мою руку. Она прижала ее к своей щеке и сказала, что от меня сегодня не уйдет. Тоже интересный поворот, получается, ей придется провести ночь в этой палате вместе с Ольгой Борисовной.
— А как же дома? — спросил я. — Рискуешь. Тебя снова лишат «Электры».
— Я предупредила папу. Сказала, что друг попал в беду и буду дежурить в палате, — при этом глаза актрисы внимательно оглядывали ту часть палаты, что ближе к окну.
— Вот здесь она стояла, почти рядом со мной. А это след от копья, — Ольга указала на пятно почти черной крови и дырку в полу, оставшуюся после удара Афины.
Теперь я понял, что искала глазами Ленская и добавил:
— Именно там находилась Арахна. Представь себе, Ольга Борисовна не испугалась ее жутких когтей. И явление богов для нее становится вполне обыденным.
— Я не успела испугаться, — поправила меня Ковалевская. — Копье Воительницы пронзило это чудовище раньше, чем до меня добрался страх.
— Как же весело у вас, с ума сойти! — Светлана вздрогнула, представляя недавние события.
Дальше Ольга делилась событиями, которые она пережила в Шалашах. Рассказывала о своем беспокойном ожидании и ужасе, пережитом тогда, когда Торопов сообщил о произошедшем. Я почти молчал все это время, а потом, минут через двадцать меня начало клонить в сон. При этом я чувствовал, как начинают чесаться заживающие раны — явный признак быстрой регенерации мягких тканей. Это процесс запустил я сам, но Асклепий его намного ускорил, своей огромной целительной силой. И теперь моему телу требовался просто отдых для восстановления сил. Перед сном я просканировал тонкий план на возможные угрозы — было все тихо. Я вполне доверял обещанию Афины и Артемиды, что они будут оберегать мой покой, пока я в таком состоянии, и сканировал планы бытия скорее по привычке. В моем положении очень полезной привычке — мне нельзя от нее отказываться, хотя она создает много неудобство и забирает часть силы.
И уже перед самым сном я пошел на хитрость, сказал Ковалевской:
— Оль, приляг, пожалуйста со мной, что-то меня слегка морозит, — вот в последнем, извините, я соврал. Или лучше сказать, пошутил.
Княгиня устроилась на кровати слева от меня. Легла очень осторожно, опасаясь причинить мне боль. Я сам притянул Ольгу к себе, желая больше ее тепла и не слишком обращая внимание на резь в ранах. Затем я пожаловался Ленской, что у меня мерзнет правый бок, и актрисе ничего не оставалось, чтобы устроиться там.
— Елецкий, ты уже вообще обнаглел! — возмутилась княгиня, при этом мне показалось, что она не слишком сердится.
— Спокойно, девушки, это просто лечебный сон, — объяснил я.
Ленская просто хохотнула мне в плечо и поцеловала меня. Она была вовсе не против такого «лечебного сна». Да и Ольга Борисовна смирилась, что ей придется провести ночь на одной кровати не только со мной, но и моей любовницей. Кровать не была широкой, но если прижаться друг к другу, то места вполне хватало троим даже с небольшим запасом.
В эту ночь я не видел снов. Так редко бывает, когда после вечера, перегруженного происшествиями, запредельными эмоциями тебе ничего не снится, но мне не снилось ничего. Я лишь провалился в небытие и очнулся, когда на часах было далеко за полдень.
Ленской в палате не было, Ольга сидела напротив меня на диване, читая какой-то научный журнал с изображением на обложке мозга, подключенного к реутово-марсимовой схеме. Увидев, что я проснулся, она поспешила ко мне:
— Как ты? Лучше?
— В порядке. Почти в полном порядке. Наверное, врачи не поверят, что такое возможно и еще подержат здесь день-другой, — я приподнялся, отмечая, что кто-то мне успел сделать перевязку. Не знаю, как это возможно сотворить со спящим человеком, при этом его не разбудив.
— Был Асклепий, — сообщила княгиня. — Что-то такое делал с тобой. Трогал там, где раны, долго держал ладонь на твоей голове. Я даже поговорила с ним немного, но он такой неразговорчивый: все молчит, хмурится, не всегда отвечает. Сказал, что ты должен лежать еще хотя бы день, лучше два.
— То есть завтра можно убираться отсюда. Послушай, а ведь завтра суббота, и получается, наши планы вовсе не рухнули, — я сел на кровати, свесив ноги и, думая о забронированном номере в гостинице «На Облаках», сказал: — Послушай, дорогая моя, знаешь, что завтра произойдет? Завтра я тебя трахну там же, на нашем любимом месте, где и собирался. И даже цветы не забуду.
— Елецкий, у тебя вообще совести нет? — она замерла, пытаясь разыграть возмущение.
— Кажется, ты задавала этот вопрос ночью. Да? Спрашивала что-то насчет совести, когда мы дружно ложились спать? — сейчас я любовался ей. Как же она прекрасна: и когда возмущается, и когда радуется, и когда сердится! Я хочу ее видеть рядом всегда.
— Нет, перед сном я просто говорила, что ты обнаглел, — она положила журнал на столик. — Если интересно, твоя актриса ушла. У нее, видите ли, сегодня два спектакля. Передала тебе пожелание, поскорее выздороветь. Сказала, может прийти вечером.
— Помоги мне встать, — попросил я, протянув к ней руку, и когда Ольга подошла и подала свою ладонь, я схватил ее и повалил Ковалевскую на кровать. Ее возмущение пришлось прервать решительным поцелуем.
— Елецкий!.. Ну, Елецкий!.. — ей все-таки не удалось вывернуться.
А я одержал очередную победу: доказал, что тяжело раненый маг может быть сильнее самой прекрасной княгини. Тем более если этот маг — Астерий.