Читать пришлось Василию Ивановичу. Царевич выбрал «Слово одиннадцатое, говоренное брату Василия Великого, святому Григорию, епископу Нисскому, когда он пришел к святому Григорию Богослову, по рукоположении его в епископа».
— «Друга верного нельзя ничем заменить, — читал Василий Иванович, — и несть мерила доброте его. Друг верен, кров крепок и огражденное царство; друг верный — сокровище одушевленное. Друг верный дороже золота и множества драгоценных камней».
Прочитав одиннадцатое слово, захотели прочитать десятое, девятое. Тут царевна Ирина вспомнила, что не отдала распоряжение ключнице. Не прошло и минуты, как раздались какие-то сдавленные крики, шум.
— Ах, эта дворня! — огорчился Федор Иванович. — Всегда-то у них драки.
Но тут закричали в голос!
Князю Василию почудилось — Ирина кричит.
— Я погляжу, — сказал он царевичу, положил книгу, побежал из комнаты.
В сенях уже толпились люди. Ключница, гора-баба, держала в объятиях царевну, а перед толпой взъерошенных, испуганных домочадцев стоял такой же всклоченный, оправляя штаны, царь Иван Васильевич.
— И ты прибежал! — крикнул царь Шуйскому, — Скажи Федьке, святоше! Не сделает внука, сам управлюсь. — Топнул ногой на слуг: — Вот я вас!
Все шарахнулись, потащили за собой Василия Ивановича. И было слышно, как, смеясь и ругаясь, зло и похабно, уходит на свою половину охотник, из силков которого вырвали добычу.
Василий Иванович сидел дома, не выходя на двор даже по нужде. В бадью оправлялся.
Прокрадались к нему от брата Дмитрия верные люди, сказывали: царица Мария день и ночь плачет, царь слуг посохом лупит. Ночами не спит, лицом сильно мрачен, подсаадашный нож на пояс повесил.
В словах чудился намек: Грозный может убийцу подослать, убрать нечаянного свидетеля неистовства… И хотя в свидетелях оказались все комнатные люди царевича Федора, Василий Иванович стал кольчугу под платье надевать.
Из головы птицы не шли, каких с колокольни видел… К Агию пора, на островок.
Пошла мыслишка ниточкой виться: кого из слуг взять, и не лучше ли прыснуть сразу в разные стороны, чтоб погоня обманулась, чтоб след потеряла навсегда.
Вдруг Годунов пожаловал.
— Царевна Ирина книгу тебе прислала, — положил перед Василием Ивановичем писания Григория Богослова, прибавил: — Не вздумай бежать. Себя погубишь и Андрея с Дмитрием. Терпи. Нынче туча — завтра солнце.
А назавтра и впрямь грянуло солнце: приехал по государеву приказанию Иван Петрович Шуйский.
Наместник Пскова был всего лишь вторым воеводой, уступая в старшинстве рода Василию Федоровичу Скопину-Шуйскому, хоть чин боярина тот получил на восемь лет позже.
Хандра в Старице тотчас испарилась, все близкие царю люди были званы в палату для совета. Князь Василий Иванович явился пред очи царя с душою воробушка, но с государя гнев сошел, и занят он был, выкинув из головы домашние дрязги, новым походом короля Батория.
Князь Иван Петрович стоял перед Грозным в пяти шагах, напрягая голос, говорил о псковской крепости:
— Стена со стороны Смоленской дороги, великий государь, сам знаешь, каменная, высокая, имеет пять башен, да беда — камень мягкий. Известняк. Такую стену недолго сшибить до подошвы. Я твоим именем, государь, приказал запастись бревнами да готовить впрок гуляй-города, чтоб было чем закрыть проломы. Со стороны речки Псковы — десять башен. Здесь поставлены князья Бахтияров-Ростовский да Лобанов. К каждой башне приписан сотник, своя дружина из горожан. Со стороны Гдова стена совсем небольшая, а на ней пять башен. Отсюда Баторий не пойдет. Самая длинная стена вдоль Великой. Стена там большею частью деревянная, но через реку перелезть мудрено. А вот зимой… когда лед нарастет…
— Ты что же, до зимы думаешь усидеть? — Грозный даже голову поднял в удивлении.
— Как Бог даст, великий государь. Съестных запасов приготовили мы с воеводой князем Скопиным-Шуйским на год. Ядер и пороха запасено, изволь приказать еще подвезти, покуда король Стефан мешкает.
— Так что ты про стену-то говорил, про деревянную?
— Приказали мы с Василием Федоровичем поставить другую стену, тоже деревянную, но набитую землей… Здесь смотрит и обороняет стену воевода Никита Очин-Плещеев. Вся псковская округа к войне тоже изготовилась.
— Округа много навоюет с Обатуром. Шапками закидает! — усмехнулся Грозный.
— Шапки все унесены, великий государь. Сено и все припасы забраны в города, и народ тоже в городах, за стенами. Как только королевское войско явится, все избы будут сожжены.