1966
«Который год мне снится, повторяясь…»
Который год мне снится, повторяясьПочти без изменений, этот сон:Как будто я, уже с войны вернувшись,Опять учиться должен в институтеИ полон вновь школярскою тревогой,Как зазубрить лежалые науки,И страшно мне и горько осрамитьсяВ той юности моей, второй иль третьей.И я, проснувшись, рад чистосердечно,Что в яви нету мне такой мороки,Но всякий раз потом бывает грустно.
1966
«Я знаю, никакой моей вины…»
Я знаю, никакой моей виныВ том, что другие не пришли с войны,В том, что они – кто старше, кто моложе —Остались там, и не о том же речь,Что я их мог, но не сумел сберечь, —Речь не о том, но все же, все же, все же…
1966
«Лежат они, глухие и немые…»
Лежат они, глухие и немые,Под грузом плотной от годов земли —И юноши, и люди пожилые,Что на войну вслед за детьми пошли,И женщины, и девушки-девчонки,Подружки, сестры наши, медсестренки,Что шли на смерть и повстречались с нейВ родных краях иль на чужой сторонке,И не затем, чтоб той судьбой своейУбавить доблесть воинов мужскую,Дочерней славой – славу сыновей, —Ни те, ни эти, в смертный час тоскуя,Верней всего, не думали о ней.
1966
«Такою отмечен я долей бедовой…»
Такою отмечен я долей бедовой:Была уже мать на последней неделе,Сгребала сенцо на опушке еловой, —Минута пришла – далеко до постели.
И та закрепилась за мною отметка,Я с детства подробности эти усвоил,Как с поля меня доставляла соседкаС налипшей на мне прошлогоднею хвоей.
И не были эти в обиду мне слухи,Что я из-под елки, и всякие толки, —Зато, как тогда утверждали старухи,Таких, из-под елки,Не трогают волки.
Увы, без вниманья к породе особой,Что хвойные те означали иголки,С великой охотой,С отменною злобойЕдят меня всякие серые волки.
Едят, но недаром же я из-под ели:Отнюдь не сказать, чтобы так-таки съели.
1966
«Спасибо за утро такое…»
Спасибо за утро такое,За чудные эти часыЛесного – не сна, а покоя,Безмолвной морозной красы,
Когда над изгибом тропинкиС разлатых недвижных ветвейСнежинки, одной порошинки,Стряхнуть опасается ель.
За тихое, легкое счастье —Не знаю, чему иль кому —Спасибо, но, может, отчастиСегодня – себе самому.
1966
«На дне моей жизни…»
На дне моей жизни,на самом донышкеЗахочется мнепосидеть на солнышке,На теплом пенушке.
И чтобы листвакрасовалась палаяВ наклонных лучахнедалекого вечера.И пусть оно так,что морока немалая —Твой век целиком,да об этом уж нечего.
Я думу своюбез помехи подслушаю,Черту подведустариковскою палочкой:Нет, все-таки нет,ничего, что по случаюЯ здесь побывали отметился галочкой.
1967
«Чуть зацветет иван-чай…»
Чуть зацветет иван-чай, —С этого самого цвета —Раннее лето, прощай,Здравствуй, полдневное лето.
Липа в ночной полумглеСветит густой позолотой,Дышит – как будто в дуплеСкрыты горячие соты.
От перестоя траваНикнет в сухом оперенье.Как жестяная, мертваТемная зелень сирени.
Где-то уже позадиДень равноденствие славит.И не впервые дождиВ теплой листве шепелявят.
Не пропускай, отмечайСнова и снова на светеЛегкую эту печаль,Убыли-прибыли эти.
Все их приветствуй с утраИли под вечер с устатку…Здравствуй, любая пора,И проходи по порядку.
1967
«Полночь в мое городское окно…»
Полночь в мое городское окноВходит с ночными дарами:Позднее небо полным-полноСкученных звезд мирами.
Мне еще в детстве, бывало, в ночном,Где-нибудь в дедовском полеСкопища эти холодным огнемТочно бы в темя кололи.
Сладкой бессонницей юность моюЗвездное небо томило:Где бы я ни был, казалось, стоюВ центре вселенского мира.
В зрелости так не тревожат меняКосмоса дальние светы,Как муравьиная злая возняМаленькой нашей планеты.
1967
«В чем хочешь человечество вини…»