– Нет, спасибо! – Фыркнув, Егор задрал подбородок и гордо выдал: – Я по жизни холостяк!..
– Ну, а что дальше? – В нетерпении спросила я, нервно сжимая ладони.
– Дальше? – Переспросил дядя, переглянувшись с отцом.
– А дальше, мы выяснили, где ты находишься и пошли штурмом. – Продолжил рассказ папаня. – После перехода, Константин смог более-менее стоять на ногах и первый ринулся бить врагов. Получал в ответ, конечно, но не сдавался. После того, как положили всех, кто нам мешал, твой целенаправленно ринулся в подвал, будто чувствовал что ты там была.
…Пока Егор и Димитрий бежали за, улетевшим вперед, Константином, они заметили не только то, что все встреченные ими нелюди были побиты и помяты, но и саму плачевную обстановку внутри. Вмятины и копоть на стенах, оторванные доски от пола и облупившийся потолок. Создавалось впечатление, будто здание постиг теракт. И совсем недавно.
Заслышав шум в подвале, мужчины переглянулись и ускорились. А затормозив на входе, их глазам предстали среднего размера клетки. Еще одна причина почему Декабрь так не любит Капельку. Несмотря на все старания Правителей, рабство здесь присутствует и процветает. Более того, большинство аристократов не брезгует обзаводиться рабами, ведь, в случае чего, никто не хватится такого существа и не забьет тревогу, что над ним измывались или он исчез. Это же не наемный персонал, а так, вещь, которая, целиком и полностью, обязана подчинятся хозяину, если не хочет получать ощутимый разряд тока от ошейника, что надет на каждого из невольных.
– Костя, остановись! – Прокричал Егор, хватая друга за плечо.
– Ее… здесь… нет! – Пропыхтел мужчина, который внезапно протрезвел.
– Скорее всего, ей удалось выбраться. – Осторожно подыскивал слова змей, неуверенно глядя на хмурого Димитрия.
– Я… не… – Отнимая окровавленный кулак от стены, прошипел Константин. – Не сдержал… обещание!
– Защищать ее – это общение или, все же, любовь? – Прямо спросил Декабрь, безразлично наблюдая за бесполезным занятием недозятя (по-другому месяц думать не может).
Константин молчал. Молчал и не знал, что ответить. Сердце говорило одно, а разум другое. Они так громко кричали в унисон, перебивая друг друга, что все смешивалось в непонятную кашу, где был только сумбур.
– Молчишь? – Задумчиво протянул Димитрий, усмехаясь. И жестко припечатал: – Трус!
– Ты прав! – Прошептал Константин, пустым взглядом пялясь на окровавленную вмятину в каменной стене. Задрав голову, мужчина закрыл глаза, – сжав кулаки так, что ногти впились в кожу, а раны на костяшках правой руки словно натянулись и стали ныть сильнее, – и решительно произнес: – Надо, наконец, поставить точку…
– Что? – Ошеломленно прошептала я, не веря своим ушам. Нет, я сама решила поступить также, но… будь неладна эта крохотная частичка надежды, что призывно сияла в глубине моей души!
– Кхм, – кашлянул дядя, заполняя оглушающую тишину, что обняла меня мерзкими щупальцами и не давала никаким звукам ко мне подобраться. – А потом, он потерял сознание и все твердил твое имя. Вот, мы и здесь.
– Да, вот, вы и здесь… – Тупо повторила я, согласившись и завязнув в каком-то желе. Слышу, вижу и отвечаю, но не реагирую. Сижу и смотрю в стол отсутствующим взглядом и все никак не могу поверить, что с нами-таки случиться то, чего я всегда так опасалась в отношениях – болезненный разрыв.
Сам разрыв меня не пугает. Как говориться, прошла любовь, завяли помидоры. Там чувствуется, когда начинает опадать листик, а далее засыхает и стебелек. Но, у нас… не было предпосылок. Не было намеков. Не было… Или, все же, было?
Как смешно! Всего-то требовался незапланированный поход в другой Мир и вот, все точки расставлены, все решения приняты, все концы обрублены. Ничто не вечно, зато все скоротечно…
– Рассказывай! – Вывел из оцепенения голос бабушки, которая строго строга смотрела на меня и ждала, чего-то.
– Что? – Включила дурочку. Мне не хотелось говорить. Ни сейчас, ни потом. Хочу молчать. Хочу убежать и закрыться в четырех стенах своих сомнений и сожалений, где, спустя несколько дней, воздвигну прочные барьеры вокруг своих сердца и души, и больше никого и никогда не подпущу к ним. Буду бережно оберегать, холить и лелеять, а потом, рыдать, что хочется тепла и любви, но так и не смогу прикипеть ни к одному из других, так как они – не он.