Марька брела лениво, почти бесшумно, очень мягко ступая по наезженной дороге, только это меня и спасло — топот копыт внушительного по численности отряда, я расслышала издалека и успела с дороги съехать, да за деревьями схорониться.
Пожалуй, это и было моей самой страшной ошибкой. При полной луне, да в Тающем лесу даже самый смелый воин не рискнул бы с дороги съехать, да в тени деревьев от лунного света укрыться.
А я, по глупости своей, свернула, на удачу понадеявшись.
Надеялась напрасно. Чудеса твориться начали сразу же, стоило только отряду проехать, спеша в сторону нашего города, ворота которого по случаю спокойного лета, скорого праздника и недавно обновленных обережных рун, были радушно открыты.
Судя по богатой одежке, то были припозднившиеся люди принца, должные сопровождать нас в поездке. А значило это лишь одно: сейчас в тереме поднимется шум, гостей будут устраивать на ночлег, а значит, могут и обо мне вспомнить. Отыскать мою косу, организовать поиски, да и найти. У батюшки такие охотники есть, что и лисицу в ночном лесу легко найдут, что уж говорить о княжне, никогда раньше по лесам от преследователей не спасавшуюся…
Я и на охоте была лишь раз, в сопливом детстве, когда дядька с трудом отвоевал меня у нянек, заявив, что десять лет — самый возраст, чтобы приучаться к охотничьему делу.
Ошибся он, конечно, страшно. Я не то, что охотой не прониклась, но и другим ее испортила, когда после нескольких часов упорного выслеживания добычи, смешала охотникам все планы и спугнула дичь.
В заботливые руки нянек тогда вернулась замерзшая, зареванная, с мокрой рубахой, от набившегося за ворот снега, но довольная собой. Потому что огромный, дикий кабан, сбежал, а боярин Савелий, всегда раздражавший меня подлым взглядом и хитрыми улыбками, получил в дар стрелу чуть ниже поясницы.
Собственно, потому я зареванной и была — пришлось достоверно изображать страх, растерянность и раскаяние, когда дядька Емельян на меня орал из-за стрелы пущенной не в срок и не в ту сторону.
Но это было тогда, а сейчас, что-то зашуршало в кустах, предостерегающе ухнула сова. Совсем рядом, в темноте кто-то засмеялся. И Марька понесла, словно под хвост кнутом ужаленная.
Сначала я еще пыталась ее остановить, кричала, тянула поводья, надеялась взять ситуацию под контроль, но обезумевшее от страха животное ничего не чувствовало, и на знакомые еще с жеребячьих времен, команды, не реагировало. Потому пришлось мне смириться, прижаться к лошадиной шее, пряча лицо, а главное — глаза, от хлестких веток, дожидаясь, пока безумие схлынет и Марька успокоится.
Невнятный смех, едва слышный из-за свиста ветра в ушах, и бросающие в дрожь шепотки, преследовавшие нашу сумасшедшую скачку, заставляли меня малодушно надеяться, что остановимся мы не скоро. Желательно в каком-нибудь тихом и спокойном месте, куда нечистой силе путь закрыт.
А остановились у реки.
Бурный поток, пенился и шипел. Это-то шипение чем-то особенно сильно напугало Марьку…да и меня, если уж быть честной. Пусть в походы с дядькой я не ходила, да и охоту не сильно жаловала, но карту наших земель знала хорошо. И точно могла сказать, что таких неспокойных и широких рек у нас не было.
Как и мрачных, еловых лесов, что возвышались на том берегу угрюмой, тревожной стеной.
Наши леса славились мощными дубами, да хрупкими березками, но никак не таящими угрозу елями. Их у нас и не было почти. Лишь в глуши, близ Рудных болот разросся небольшой еловый лес, в самом сыром, да топком месте, словно предупреждая всех, случайно забредших путешественников об опасности.
Здесь же опасность была везде.
И чувствовала это не я одна. Кобыла, трусливо попятилась от реки, тряся головой и прядя ушами, сопровождая свое отступление жалобным ржанием и пофыркиванием.
— Нельзя, Марь, нельзя обратно, — с трудом справившись с пятившейся лошадью, я спустилась на землю и обняла ее за шею, — там опаснее, чем здесь.
Может быть, лишив себя косы, совершив такую вопиющую глупость я утратила право зваться Премудрой, но не растеряла знаний. И была уверена: дорога, что вывела меня из Тающего леса в это опасное место, обычной не была.
Ночь — время нечистой силы, об этом даже дети знали. Нельзя ночью в одиночку бродить, а если уж понесло лихо в путь после заката, то ни в коем случае с дороги людской не сходить, на голос не идти, и на вопросы повстречавшихся на пути незнакомцев не отвечать. Иначе закрутит, заманит нечистая сила на свою тропу, да загубит.
Неосторожным в наших землях быть опасно…