- С вами все в порядке?
Парень казался искренне взволнованным, а потому Баки ничего не оставалось, как взять себя в руки и попытаться ответить:
- Да... То есть, нет... То есть, да, в порядке.
- А, ну мы тогда пойдем домой? Простите за беспокойство, - его мягкие, красиво очерченные губы сложились в неловкую улыбку. - И да, я не представился. Меня зовут Стивен. Но, если вам удобнее, то можно Стив, а кота зовут Роджерс... Ага, как Капитана Америка, мы как раз вместе получаемся Капитан Америка. Ну да... – его голос снова потускнел. - Извините, я понимаю, что не смешно. Я не очень хороший шутник. Мы пойдем?
Он шел следом за Стивеном, который просто Стив, и его котом Роджерсом и смотрел, как под тонкой тканью майки напряженно натянут позвоночник, похожий на нитку крупных бус.
И уже на пороге решился заговорить:
- Кстати, меня зовут Баки. Да, Баки, и... может быть чаю?
***
На следующий день все повторилось: те же улицы, рынок, пронизывающий ветер, напоенный солью, и знакомый абрис спины на фоне светящейся от радости праздничной толпы. Однако после рынка маршрут изменился: Баки вдруг вышел на середину моста и долго смотрел на темный разрез реки в белизне непрочного льда. Стив остановился поодаль, спрятал лицо за опушенным мехом капюшоном, поправил шарф. Он смотрел на Баки, но видел совершенно другое.
Другой мост, другое время, иную жизнь.
- Я спрыгну, вот ей-богу, Стиви, - Баки смеется, запрокидывая голову, влажно блестя глазами. - Ей-богу, Стив, - тяжелые ботинки опасно скользят по перилам, а и так слабое сердце Стива заходится болезненной судорогой.
- Бак, - побелевшими губами просит он, - слезай немедленно, ты разобьешься!
- Нет, я буду жить вечно, мы будем жить! Хорошо-то как! Как же хорошо, Стив!
Баки кричит еще что-то, и девушки, идущие мимо, смеются, а Стив ненавидит их за это, потому что Баки только больше раззадоривается.
- Слезай, Бак, пошутили и хватит.
- Я не шутил, - с Баки вдруг слетает вся веселая шелуха, и взгляд его становится темным, отчаянным. - Поцелуй, или я прыгну! Тут невысоко. И вода теплая.
Стиву хочется сказать, что это не только не смешно, но и жестоко, что это неправильно, но, когда Баки волновали подобные вещи?
- Хорошо, - с трудом выговаривает он, - хорошо. Слезай!
Баки спрыгивает, к счастью на мост, а не под него, и останавливается рядом. Стиву стыдно, ужасно неловко и вместе с тем - легко. Ему всегда легко с Баки, что бы тот ни вытворял.
Ночь обступает их, Стив и не заметил, как стемнело. Звезды, которых обычно не видно в городе, кажутся вдруг близкими и яркими, а губы Баки - мягкими, сладкими с привкусом карамели и яблок.
Стив стряхнул с себя наваждение, рывком возвращаясь в настоящее. Те же самые губы охватили сигарету, но нет такой силы в мире, которая способна снова вернуть ему право целовать их. Он так и будет ходить за Баки, как привязанный, ощущая натяжение невидимого поводка, который сам когда-то вложил в эти руки, знакомые до последней выпуклой венки, не в силах ни уйти, ни приблизиться. Без него Баки в безопасности. Без него у Баки впереди жизнь с чистого листа, без допросов, судов и осуждения. Без супергеройства и новых убийств, пусть и за мир во всём мире.
Баки, постояв несколько минут, вдруг встряхнулся, как пес после купания, провел ладонью по лицу и щелчком пальцев отправил окурок в реку.
Стив переступил с ноги на ногу, скрипнув теплыми ботинками. Он был готов снова идти за ним, но тут у него в кармане завибрировал телефон. Несколько секунд поколебавшись, он все-таки вытащил мобильный и отвернулся от моста, чтобы не привлекать внимание.
Пока он втолковывал Сэму, что и не собирался пропадать, что имеет право на отпуск, да и просто на одиночество, Баки исчез.
Сердце Стива зачастило, как сумасшедшее, и лишь огромным усилием воли ему удалось удержаться от того, чтобы броситься бегом через мост. Он пошел, смутно надеясь перехватить Баки, но уже через пятнадцать минут понял, что потерял его – сегодня тот, почему-то, отклонился от привычного маршрута.
Стив искал его, как учила Наташа: без лишней суеты, методично, используя максимум имеющейся информации. Баки обнаружился выходящим из антикварного магазинчика. По объему разнообразных коробок и опустевшей витрине, было ясно, что, помимо каких-то мелких предметов, в лавке, наконец, был продан граммофон образца начала прошлого века с шикарной медной трубой и деревянным корпусом. И, похоже, коллекция пластинок. Как, наверное, и тусклые старинные игрушки из толстого стекла, неброская посуда и скатерть – почти точь-в-точь как та, что когда-то вышила миссис Барнс.
Стив, вздохнув, потащился за Баки к подворотне, в которой тот исчезал каждый вечер. Он жалел, что не может подойти, подхватить часть тяжелых пакетов и уйти туда, в другую жизнь, в Рождество тридцать восьмого, когда они с Баки сидели у тощей елки, украшенной рисованными Стивом шариками, яркими бумажками и десятком игрушек, доставшихся Баки от бабушки.
Тогда они жались друг к другу на продуваемом сквозняками полу, покрытом двумя тощими одеялами, пили слабенький чай с ложкой драгоценной вишневой наливки, оставшейся с лучших времен, и мечтали о том, что когда-нибудь все будет настоящим: и игрушки на елке, и глинтвейн, и подарки.
И вот теперь они могут позволить себе все, о чем мечтали. Все, кроме друг друга.
Стив стоял под окном Баки, чувствуя себя глупым влюбленным подростком, да он им и был, если разобраться. Вот под самой крышей зажегся свет, у незанавешенного окна мелькнула тень и вдруг все закончилось. Видимо, Стив был не единственным, кому прошлое мешало жить, быть здесь и сейчас. Плотная темная занавеска наглухо отрезала их друг от друга, будто напоминая: «их» нет.
Есть Баки, одиноко блуждающий улицами чужого города с пустым взглядом. И есть Стив, следующий за ним, как нить за иглой.