Она заранее знала, что скажет ей Каштанов, как он будет жаловаться на Клаву и требовать, чтобы она, Тамара Петровна, приняла меры. А какие меры может она принять? Бить ее? Так она и бьет ее чем попадя, ничего ей не спускает, и крик у них в доме стоит с утра до ночи.
- По-моему, - сказала Киреева, - она у меня больная. Больная - и всё! Ей только двенадцать было, а она утром расчесывается - и швырк гребенку на пол! А потом говорит: "Мама, подними!" Ну, не больная ли?
- А вы взяли бы да подняли расческу, да еще пошутили бы: дескать, спасибо, Клавдюша, мне полезно нагибаться, - или еще что-нибудь в этом роде придумали бы...
Тамара Петровна чуть не задохнулась от этих слов Каштанова. И здесь над ней издеваются? И в школе?
- Она, подлая, бросила расческу, а я - кланяйся перед ней? Да кто она такая, чтобы перед ней кланяться?
- Она ваша дочь, - тихо сказал Каштанов.
- Ну и что же, что дочь? Я в лаборатории работаю, У нас завод семьдесят процентов со знаком качества дает, у нас продукция на весь мир идет, и в Африку даже, с нас теперь требуют - кошмар! А я как на иголках - что дома? Кого привела? Куда ушла? Когда вернется? Все нервы у меня истрепаны, и еще ей кланяться?
- Как хотите, - пожал плечами Каштанов. - Но я могу предсказать, чем все это кончится: кончится тем, что вы на свою родную дочь заявление в милицию напишете...
К сожалению, не вы первая.
- В милицию? И напишу!
Тамара Петровна поднялась, поняв, что помощи она и здесь не дождется, ее же и обвинят. Ничего этот человек в воспитании детей не понимает, и как назначают таких! За что им деньги платят! Попробовал бы на заводе спину погнуть!
- Ну что же это у нас получится, - сказал Каштаков, - что у нас получится, Тамара Петровна, если детк будут писать заявления на родителей, а родители - на детей?
Но Киреева не стала его больше слушать, ушла. Каштанов долго сидел в своем кабинете, тер лицо руками. Он был недоволен собой.
Отчего он так холодно разговаривал с Киреевой? Что его раздражало в ней? Потом понял: а то, что она жалуется на дочь... Не защищает ее, а жалуется. Что за люди?
И жалобы-то ее - не ходит в магазин, не моет полы, не убирает посуду за собой... Как будто она растит служанку, как будто о служанке, о прислуге речь идет. "Все перепуталось, - думал Каштанов, - и концов не найдешь".
А главное, у него было такое чувство, будто Клава - его, а ые этой женщины дочь и он должен ее спасти.
Между тем Клава Киреева по прозвищу Керунда достала пузырек лака с блестками и сделала такой маникюр, какого, кажется, еще и не было в городе. Правда, девчонки видели в Москве лак со звездочками, но даже по рассказам Клава представить его себе не могла.
Теперь предстояло пройти утром в школу так, чтобы Наталья Михайловна, директор, не увидела бы маникюра и ке заставила бы его смыть. Эта новая неприятность была Клаве совсем ни к чему, потому что вчера они опять поссорились с мамой, а не может человек жить, если у него всюду ссоры и неприятности. Поссорились они, как всегда, из-за того, что Клава поздно вернулась с танцев в клубе.
А кого касается, с кем и где она ходит? Шестнадцать ей пополнилось, паспорт она поспешила получить в самый день рождения (а другие и месяцами за паспортом не идут), и теперь и вправду, если мать хочет, то можно и разъезжаться, менять квартиру на две, пока они с мамой до кровавых боев не дошли. А дойдут! Ведь мало ей, матери, что она по соседям ходит, на Клаву жалуется, так еще и в школу таскалась она - видели ее в школе.
Чуть подождав, пока кто-нибудь откроет перед ней дверь, Клава вошла в школу и мигом оценила обстановку:
эта комендантша Наталья Михайловна была на своем посту. Не проспала, не опоздала, и на совещание ее не вызвали. И что им, ну что им до всего дело есть? Девушка, считала Клава, должна быть заметной. Клава не терпела ничего блеклого, серенького, скромненького и высшую степень презрения к кому-нибудь из знакомых выражала словом "мышь" или "мышка". И активистка Лаптева была как мышь, и Галя Полетаева - мышка, и все они, девчонки в их классе, - серые, невзрачные, трусливые существа, подхалимки, мышки.
- Жолтикову из шестого "б" поймали, - доложила Таня Пронина, Проша. Ну, малявки, с каких начинают, а? Пошли быстрее, пока разбираются.
Умело перестраиваясь на ходу. Сева, Проша и под их прикрытием Керунда прошли через безопасную цепочку семиклассников, и уже ликовало сердце Керунды, как вдруг Фролова окликнула ее.
- Здравствуй, Клава, ты что же не здороваешься? - Фролова смотрела весело и совсем не была похожа на директора школы. Ни строгости, ни вида, ничего.
- Я поздоровалась, почему я не здоровалась, я здоровалась! Ну всегда ко мне придираются!
- Заметна очень, все на тебя внимание обращают. Разве тебе это не нравится? Ты же любишь выделяться?
Все сразу стало ясно Клаве. Это мать наговорила на нее что-то ужасное!
- Почему это я люблю выделяться? Кто вам сказал?
Это мать наговорила?
И так, слово за слово, сама того не замечая, Клава выложила Наталье Михайловне все: и что мама собирается с ней разъезжаться, и что она жалуется на нее соседкам, обвиняет в краже какого-то кольца, а она никакого кольца не брала, - так что в конце концов Фролова остановила ее и сказала:
- Вот вы всегда сами всё рассказываете, а потом удивляетесь, откуда учителя всё знают про вас, шпионов какихто ищете.
А потом Наталья Михайловна нагнулась к Клаве и велела все с лица смыть, да еще пойти в ее кабинет, найти в шкафчике ацетон и вату, специально для этих случаев приготовленные, и привести руки в порядок.
- Ой, да ну, Наталья Михайловна!
- И без "ой", без никаких "ой".
- Да ну ладно вам, - попробовала Клава другой тон, свойский, - ну подумаешь!
- Ты знаешь где, сама найдешь? Или отвести?
И жалко же было Клаве своих ноготочкой, просто передать нельзя, до чего жалко!
- Вы вообще не имеете права! Я в школу не за этим прихожу! Я на урок опоздаю!
- Что же ты стоишь, теряешь время? Поторопись! - сказала Наталья Михайловна, а сама подумала со страхом:
"А вдруг Киреева пойдет в класс как ни в чем не бывало, что тогда? Может, пусть идет с миром?"-подумала Наталья Михайловна, но поздно: Клава объявила, что снимать маникюр она не будет.
- Но в таком виде я тебя в школу пустить не могу. Это из всяких рамок выходит.
- А я не портрет, чтобы в рамке, - огрызнулась королева Керунда, повернулась и пошла вон из школы, расталкивая идущих навстречу ребят.
А из-за кого все это случилось с ней? Из-за мамы. Только самый злой враг мог бы досаждать ей так, как мама.
Поссорившись с директоршей, Клава побродила по улицам и вернулась домой.
- Ты почему пришла? - спросила Тамара Петровна в дверях.
- Англичанка заболела.
- Английский - один урок.
- И физик заболел.
- Что, все заболели, одна ты здоровая? Сколько же это будет продолжаться, Клавдия? Ты когда вчера вернулась? А если бы соседи увидели - стыд на весь дом!
Клава молчала.
- Тебе мать что - кукла? Матрешка? Всю ночь не спала!
- Спи, кто тебе мешает?
- Нет, ты только посмотри! Ну словно враг в доме!
Клава прошла на кухню, заглянула в кастрюли, зажгла газ.
- Ты дашь мне поесть спокойно? Поем, а тогда уж и начинай свой сеанс! И вот пилит, и вот пилит! Еще и в школу таскается! Из-за тебя меня выставили, на ypoки не пустили! Кто тебя просил в школу таскаться? Кто?
- Я не таскаюсь! Я...
Клава бросила ложку и, хлопнув дверью, ушла в комнату. Ну разве это жизнь? "Ну, я знаю,- думала Клава,- люди всюду едят друг друга, но у нас дома это делается не по-человечески".
Ока собрала горой подушки, развернула плед и легла, укрывшись с головой, - нет ее.
- Ты это брось! - появилась в дверях мама. - Что за манеру взяла? Чуть что, сразу ложкой об стол и дверью хлопать! Мать говорит - слушай! И что ты разлеглась среди дня? Ты видела когда-нибудь, чтобы я среди дня легла?
Вставай, бери тряпку, мой пол!
- Тебе надо, ты и мой!
- Ах ты... Ты скажи... Ты мне лучше сама скажи, пока я в милицию не пошла...
- Уже и в милицию. - Клава села, закуталась в плед. - В школе побывала, теперь в милицию, потом куда пойдешь?