Следователь
- Анатолий Овчинников противоречивое впечатление производит. Я знаете, даже уважение к нему почувствовал. Надеюсь, вы меня после таких слов не запишите в сообщники?
Кашлянул в кулак.
- Детдомовец. Говорят, пытался узнать, кто его мать. Наводил справки, ездил в детдом. Это в другом городе. Заходил к директору. Подняли архивы. Фамилия матери неизвестная, отказалась ее называть. Записала его имя, отчество, вымышленную фамилию. Ему было лишь несколько дней. Ему бы еще сосать и сосать материнскую грудь. Не понимаю я таких женщин. Не понимаю. Ни одна кошка, ни одна собака так не поступит. Выжил мальчишка. После девятого класса мореходку закончил, в университет поступил. А туда не всякий может поступить, конкурс. Характеристики положительные. Парень такой спокойный, рассудительный, основательный. Без вредных привычек. Не вертопрах, не ботало какое-нибудь. Не верится, что он убийца. Говорю ему: «Ну, понимаю, ревность, то сё… Но зачем же убивать? Ведь ты не вспыльчивый. Психолог заключение дал, что у тебя со психикой всё в норме.
Кашлянул в кулак.
- Извините! Ты же не урка какой-нибудь. И убить человека не каждый может. Это через себя перешагнуть нужно, через человечность. Нет! Просто не верю! А ведь убил. Набил бы ему морду. Вон у тебя кулаки какие! А он слизняк. А он мне: «Да нет! Вы не понимаете! Всё дело в том, что меня не хотят понять. Никто не хочет понять. Это не ревность. Никакая не ревность. Ревность – это когда женщина сама изменяет. Измена в голове начинается, когда женщина решает, что она делает правильно. А Люда не изменяла. У нее и в мыслях такого не было. Она никогда бы не сделала этого. Я ее прекрасно знаю. Я ее лучше себя знаю. И могу говорить за нее. Я ее все мысли и чувства вижу. И она никогда бы не сделала такого. Она чистая, святая. Он опоил ее, подсыпал ей что-то. Ну, не знаю. Снотворное или еще что-то. С него это станется. Я думаю, что он многими девушками вот так и овладевал. Вот в чем его подлость, его мерзость. Если бы между ними было взаимное, да разве я бы имел что-нибудь против. Она свободный человек, и сама выбирает, кто ей нужен. Ну, влюбилась. Симпатичен он ей. Тянет ее к нему. Ну, жизнь есть жизнь. И здесь ничего не попишешь. Нужно принимать ее такой, какая она есть».
Он кашлянул в кулак.
- «Значит, не повезло тебе. Ему повезло. Но здесь-то другое. Здесь подлость. Самая что ни на есть. И он еще гордится своей подлостью, рассказывает всем о своей подлости. Вот он воспользовался ее беспомощным состоянием. Какие тут могут быть кулаки? Он поступил как последний негодяй. И никаких ему оправданий не может быть. Это можно смыть только кровью. Если бы я не сделал этого, я всю жизнь презирал бы себя. А что может быть хуже, если ты презираешь себя, знаешь, что мог сделать, но не сделал? Как бы я после такого мог смотреть ей в глаза? С ней так подло поступили, а я, ее мужчина, ее надежда, ее защитник, промолчал, в тряпочку просопел, пальцем не шевельнул? Разве можно с таким человеком связывать свою жизнь? Да я после этого такое же ничтожество, такая же мерзость, как и он. Нет тут состояния какого-то аффекта. Повторяю, всё я делал с холодной головой. Каждый свой шаг просчитал, прокрутил в голове». Я говорю ему: «Понимаешь, что всё, что ты сломал свою жизнь? Вот из больницы сообщили, что Юрий Трусов скончался. А это значит, что ты уже пойдешь по полной программе, по тяжелой статье. Это очень большой срок. А у него еще и папа большая шишка. Начальник пароходства. Уж он надавит на все, чтобы тебе дали по максимуму. Был бы расстрел, он бы уж постарался, чтобы тебя расстреляли».
Раскашлялся. Отдышался и продолжил.
- Всё! Сломал свою жизнь. Даже, когда выйдешь, на тебе будет это несмываемое клеймо убийцы. До конца дней твоих. И никакими заслугами его не смоешь. Люда не будет тебя ждать. Выйдет замуж. Уже у нее дети будут ходить в садик или в школу, когда ты выйдешь. И даже думать не смей ни о какой встрече. Она тебя будет чураться как чумного. И на работу нормальную тебя нигде не возьмут. Всё! Вся жизнь под откос. Ты не только его убил. Ты и себя убил. Двойное убийство. «Знаю,- кивает он. – Но если бы я этого не сделал, я всю жизнь бы презирал себя. А это еще хуже смерти, когда презираешь себя, когда знаешь, что ты ничтожество. И Людмилы, конечно, я был бы недостоин». – «А вот ты думал, как она попала в эту компанию? Никто же ей спиртное не заливал в рот. Пила, веселилась, смеялась вместе со всеми». Вижу, он напрягся и багровеет. И понимаю, что если я что-то скажу про нее дурное, он сорвется и набросится на меня. Я же позволил наручники снять с него.