Тот отдыхал в это время на черноморском побережье, и Лебедев полетел к своему шефу… "Новому миру" была разрешена её публикация, и Солженицын в одночасье стал знаменитостью.
Так что польза и прогресс в культурной жизни страны от пребывания Аджубея в эшелонах власти несомненны. Талантливый организатор и неплохой журналист, он расшевелил наши заскорузлые средства массовой информации, дал толчок если не к свободе, то хотя бы к добрым переменам.
Судьба же самого Алексея Ивановича была трагичной. Вслед за Хрущёвым сразу сняли и Аджубея. Сначала сослали его в какой-то журнальчик, кажется в "Журналист", заведующим отделом очерка. А потом выжили и оттуда.
Без работы и друзей он горько запил…
Был период, когда брежневские власти выселяли его из Москвы. Идиоты! Куда же его от семьи, где трое или четверо детей. Его жена Рада, отличная журналистка, бессменный заместитель редактора лучшего в то время в стране журнала "Наука и жизнь", и при Хрущёве-отце вела себя исключительно скромно и достойно. Она отбила атаку выселения мужа, пробившись на приём к брежневским помощникам.
А Алексей Иванович продолжал пить по-чёрному. Изредка появлялись его статьи в печати, но только под псевдонимами. Друзья-газетчики давали ему скудный заработок, но он и его пропивал.
Последний раз я встречал Аджубея в Доме отдыха "Правды", в Пицунде. Кажется, это было в 1983-м или 1984 году. Наш писательский Дом творчества рядом с "Правдинским".
bЯ зашёл в номер моего соседа поэта Михаила Львова. Сидим, беседуем, ждём открытия буфета после вчерашних посиделок. В номер врывается высокий костлявый старик, с обвисшими, как у бульдога, складками на лице. Глаза воспалены, руки дрожат.
— Миша, милый, спасай. Трубы горят. Дай заглотнуть чего-нибудь…
— Да что ты, Алёша, — всполошился деликатный Михаил Давыдович. — Ты же знаешь, я ничего здесь не держу. Анжела!.. (жена). А буфет только с двенадцати… Мы тоже ждём.
Я уже догадался, что это Аджубей, и был так поражён его видом, что не мог сообразить, как себя вести. "Побежать в свой номер? Но вчера сидели до трёх и, кажется, всё прикончили…" "Попросить? Но у кого?"
— А у вас? — повернул жалкое лицо в мою сторону Аджубей.
Я поднялся и глупо развёл руками.
— Ай, писатели, инженеры… Мать вашу…
Словно от напасти отмахнулся он и скрылся за дверью ванной. Зашумела вода в раковине. Стук зубной щётки о стакан.
Я испуганно глянул на Львова.
— Он что?
Тот грустно пожал плечами и отвернулся к окну.
Через минуту из ванной вышел Аджубей. Вытирая рукавом белые разводы вокруг рта от прохрипел:
— Ну, я пошёл, Мишенька…
— Он что, пасту?
— Да, — горестно кивнул Львов. — Надо, чтобы жена ничего не заметила.
Вот такая грустная встреча…
Но доскажу те сталинградские события, потому что история с моим "дядей" имела своё продолжение.
Уже вечером, после возвращения правительственного лайнера с прогулки по Волге, мы узнали, что катер-трамвайчик с журналистами сразу, как только отошёл от пристани, безнадёжно обездвижился из-за "поломок в моторе". Судно кое-как отдрейфовало к левому песчаному берегу, и там, на отмели, оно простояло все те часы, которые мы плавали по Волге.
Взмыленным механикам удалось "запустить" мотор только тогда, когда правительственный пароход вернулся с ГЭС. Многие журналисты были довольны вынужденным отдыхом. На катере роскошный стол, на берегу отличное купание. Лишь западные журналисты выражали отчаянные протесты. Особенно бунтовала корреспондентка какой-то американской газеты. Она лихо пила водку, ела московскую копчёную колбасу и неистово материлась…
Рассказывали, когда катер причалил, она в знак протеста отказалась покинуть буфет, и дюжие молодцы выводили её под руки.
Ситуация с "застрявшим" катером убедила нас, что угроза Хрущёва не брать в поездку журналистов – в силе. Вагон прессы отцепили от правительсвенного поезда, и его обещают отправить с каким-то другим, идущим на Ростов. А именно туда завтра отправлялась делегация. Успеть к встрече высоких гостей – гарантий никаких.
Выход один – лететь самолётом. Но прямых рейсов Сталинград – Ростов нет, а на проходящие самолёты попасть проблематично. И тогда собкор "Красной Звезды" по Северо-Кавказскому округу, мой давний друг Николай Мельников предложил обратиться к маршалу Ерёменко. С Николаем мы дружили уже лет пять, ещё с Волго-Дона, где он бывал подолгу как спецкор своей газеты.
Разыскали Андрея Ивановича в штабе Сталинградского гарнизона. Коля прячется за нашими спинами. Оказывается, у него "неважные отношения" с командующим – "увиливает от работы над воспоминаниями маршала" – его слова.