После музыки Л. Н. сказал:
— Хотя житель Марса и скажет мне, что это искусство плохо, а музыки мне жаль.
— Я люблю Пушкина, Гоголя, но все‑таки мне ни с одним искусством не было бы так жаль расстаться, как с музыкой. Может быть, я так уж сжился с нею, врос в это, но на меня она сильно действует.
Марья Александровна с Татьяной Львовной заговорили об Овсянниково, где Татьяна Львовна делает некоторые новые постройки. Л. Н. сказал:
— Какая‑нибудь девчонка захочет, и тридцать человек строят, и дом готов.
Они продолжали говорить о том же и о каких‑то покупках, которые Татьяне Львовне нужно сделать в Туле. Л. Н. сказал:
— Бросьте, все равно всей Тулы не купите, всех домов не перестроите и всех юбок не перешьете!
Я спросил Л.H., что передать В. Г. Черткову, когда увижу его.
— Скажите, что я хотел бы писать то, что ему хочется (художественное), но плох физически. Нервы испортились, не могу работать. Но я весь полон этой работой. Бывает, что нужно заставлять себя, а сейчас я просто удержаться не могу, так мне хочется писать. Да вот чувствую себя слабым.
При нашем отъезде Л. Н. опять шутил с моей женой относительно гонорара и смеялся, что она на эти деньги сошьет себе бархатное или шелковое платье.
— Поклон отцу и брату, — сказал мне Л. Н., прощаясь.
20 апреля. В среду на Святой мы с женой опять на один день приехали в Ясную. Мы застали там Леонида Андреева, который приехал накануне, кажется, к вечеру и уезжал утром часов в одиннадцать.
Л. Н. вышел утром, но, поздоровавшись с нами и поговорив немного, ушел к себе. Мы сидели за кофе и разговаривали. Андреев интересно рассказывал про писателей: Арцыбашева, Куприна, Горького и др., но неприятен был в его рассказах тон осуждения. Он всех, иногда даже хваля, выставлял с отрицательной стороны. Но в общем в то короткое время, которое мы провели вместе, произвел симпатичное впечатление.
Мы стояли около балкона в саду. Вышел Л. Н. с письмом в руках. Это было первое письмо от Александры Львовны из Ялты.
Л. Н. очень радовался письму и сказал:
— Я не верю докторам; хотя Альтшуллер и очень милый, а все‑таки, я думаю, что они ничего не знают.
Про болезнь Александры Львовны Л. Н. сказал еще:
— С одной стороны, ее крепкий организм может помочь ей справиться с болезнью, но зато часто именно таких крепких людей болезнь особенно быстро убивает.
О поездке Александры Львовны в Крым Л. Н. сказал:
— Трудно сказать, поможет ли это, а поэтому разумнее не ездить.
Кто‑то заметил, что если б знать наверное, что это поможет, тогда нужно было бы поехать. Л. Н. сказал:
— В том‑то и дело, что в мире материальном мы никогда не можем знать результатов. Зато в духовном — всегда и наверное.
Л. Н. бросил ездить верхом и велел расковать Делира и пустить в табун. Говорят, толчком к этому послужило посещение какого‑то черносотенного полковника, приезжавшего обращать Л. Н. на путь истинный и раздававшего на Козловке какие‑то антитолстовские брошюры собственного изделия.
Татьяна Львовна очень комично, но вместе с тем и трогательно, рассказывала, как этот полковник, довольно долго просидев у Л. Н. в кабинете с целью обличенья, вышел умиленный, чуть ли не со слезами на глазах. В пылу своих обличений он, между прочим, попрекнул Л. Н. верховой ездой.
Для Л. Н., постоянно страдающего от того, что он позволяет себе эту «роскошь», слова полковника были каплей, переполнившей чашу.
Л. Н. пошел немного пройтись и позвал с собою Андреева. Они гуляли недолго. Л. Н. ушел к себе заниматься. Андреев перед отъездом принес свой фотографический аппарат, и кто‑то из присутствовавших сделал два — три снимка с нас всех вместе с Андреевым. Не помню, сняли ли его со Л. Н. Кажется, да.
К Л. Н. пришла какая‑то женщина с просьбой дать ей совет по судебному делу. Л. Н. не мог сам сказать ей что‑либо определенное и хотел направить ее к тульскому адвокату Толстому.
Он посылает в таких случаях или к Гольденблату или к Толстому, которые оба очень охотно и безвозмездно берут на себя крестьянские дела.
Он пригласил меня с собою к «поручику» (сторожка лесничего на шоссе), чтобы оттуда поговорить с тульским адвокатом по телефону. Часа в три мы пошли. Женщина шла сзади за нами. По дороге я спросил Л. Н. об Андрееве.
Л. Н. сказал:
— Он милый, приятный, думает все о серьезных, важных вещах; но как‑то не с того конца подходит — нет настоящего религиозного чувства. Может быть, еще рано. Но он милый, мне было с ним очень приятно.
По дороге нас обогнала на телеге дама с двумя девочками подростками. Л. Н. рассказал мне про них: