Николаева рассказывала о Сутковом, который приехал с сестрой и живет в сарае в Ясной на деревне. Работает он так хорошо, что на косьбе идет первым. Мужик, у которого в Ясной он живет, не нарадуется и говорит: «Я бы и за девять рублей такого работника не нанял, а он даром работает».
Сутковой с сестрой были у добролюбовцев в Самарской губернии и вынесли очень хорошее впечатление. Сам Добролюбов теперь в Ташкенте.
Я спросил Л. Н., почему Добролюбов поехал в Ташкент. Л. Н. сказал:
— Там у него есть последователи. Вы не видали Репина? Он сюда приезжал, бывший офицер, очень милый, хороший человек. В Ташкенте он подпал под влияние Добролюбова и, как говорят, отчасти от этого сошел с ума. У меня была его жена.
Л. Д. Николаева сказала:
— Сутковой рассказывает про Добролюбова, что он говорит, что нужно постоянно молиться.
На это Л. Н. заметил:
— Да, только слово «молитва» — опасное. Мы слишком привыкли под молитвой подразумевать просьбу, а просить не о чем и не у кого.
Л. Н. сказал мне и Николаевой:
— Вы знаете, Софья Андреевна очень возбуждена, у нее очень тяжелое нервное состояние; так я вас предупреждаю, чтобы вы имели это в виду.
Я сказал, что уже знаю об этом. Николаева сказала, что у Софьи Андреевны, кажется, сердечный припадок.
Л. Н. возразил:
— Нет, это такое истерическое состояние.
Он все время спрашивает у всех, где Софья Андреевна, и беспокоится о ней.
Когда мы еще играли в шахматы, он спросил Филиппа:
— Что, Илья Васильевич приехал?
— Нет еще, ваше сиятельство.
— Ах, ах, как я боюсь за него!
Я спросил:
— А что, Л.H.?
— Он в Туле.
— А, а… (с ним изредка бывает запой).
Но на этот раз он приехал скоро и вполне благополучно.
Еще при Александре Львовне Л.H., сидя в кресле, рассказывал:
— Как хорошо было у Чертковых, что Илья Васильевич и вообще все сидят за одним столом. Естественно, старшим
— Владимиру Григорьевичу, уж не говорю — мне, старику,
— уступают первые места; но все сидят вместе, идет общий разговор — так это радостно.
Александра Львовна сказала:
— В первый день кажется немножко странным, а потом привыкаешь, и это очень радостно. Как жаль, что у нас в Ясной этого невозможно сделать.
Л. Н. рассказал, как их пригласили на кинематографическое представление в оба сумасшедших дома в один день. Он даже собрался было пойти и туда и туда, но они узнали про совпадение и в Троицкой больнице отложили на другой день, так что они были на обоих представлениях.
Александра Львовна рассказывала со слов докторов, что больные особенно любят танцы. Когда играют русскую, все пускаются вприсядку и, говорят, с непривычки даже жутко смотреть. Один больной устал ногами, сел на пол и стал руками по полу отбивать такт.
Пришла Мария Александровна. Л. Н. сказал ей:
— А, вы тут, а я и не знал. Только нынче мы были у вас.
Потом за чаем он сказал:
— Мария Александровна отдает визиты, как коронованная особа, в тот же день.
Мария Александровна подсела ко Л. Н.
Л. Н. сказал ей:
— У меня, Мария Александровна, постоянно все новые молитвы бывают. Теперь мне очень помогает молитва благодарности: я благодарю за то благо, которое у меня есть, и это очень хорошо действует.
Мария Александровна спросила его:
— Л.H., вы помните молитву: «Господи, Владыко живота моего»?
— Как же, это превосходная молитва, я всегда любил ее.
— Помните, как там хорошо в конце: «И не осуждати брата моего»?
— Да, да.
Перед чаем все сошлись, кроме Софьи Андреевны. Л. Н. сказал:
— Ну, Душан Петрович, давайте вокруг стола бегать наперегонки и Мария Александровна тоже.
— Этот номер не пройдет, — ответил Душан Петрович.
У Чертковых в Мещерском была наружная лестница (самая обыкновенная лестница), по которой поднимались во второй этаж, когда Анна Константиновна спала, чтобы не будить ее. Илья Васильевич хвалился, что он влез по этой лестнице даже с полным стаканом горячего чаю. Раз Л. Н. вздумал тоже полезть, но Илья Васильевич сказал ему: «Нет, Л.H., этот номер не пройдет».
Мы все сели за чайный стол, а Л. Н. остался еще в своем кресле и тихо говорил с Марией Александровной. По отдельным словам, которые до меня долетали, я слышал, что он говорил о Софье Андреевне. Скоро пришла Софья Андреевна, села около самовара, а Л. Н. сел на свое обычное место.
Мария Александровна за чаем очень хвалила Суткового и его сестру, хвалила его спокойствие. У Марии Александровны сено надо было убрать, а Сутковой с сестрой пришли и стали ей помогать. Заходила тучка, и Мария Александровна стала волноваться, что ее сено испортится. А Сутковой и говорит ей: «Зачем вы беспокоитесь? Значит, так нужно».