— А от Владимира Григорьевича нет письма? — спросил Л. Н.
В это время сзади нас нагнал Андрей Львович.
Я сказал нарочно громко.
— Нет, ничего нет.
— А я ждал от него письма нынче, — тоже громко сказал Л. Н.
Наверху мне сказали, что ждут, что я поиграю. Я сказал, что хотя совсем не работаю, готов сыграть. Я спросил Л.H., хочет ли он сыграть в шахматы. Л. Н. сказал:
— Давайте, если вы мною еще не брезгаете.
За шахматами Л. Н. рассказал мне о полученном им письме священника, которое его очень тронуло.
— Это обычная история: кончил курс, сейчас же женили, дали приход, а потом вдруг чувствует, что не может больше продолжать этот обман.
Л. Н. отвечал ему. Я позже прочел оба письма.
Среди партии Л. Н. сказал:
— Я хочу с С. А. Стахович один роббер в винт сыграть.
Письмо Сергеенки Л. Н. отдал Александре Львовне, не сказав по поводу него ни слова.
Л.H., С. А.Стахович, Александра Львовна и Варвара Михайловна сели играть в винт. Софья Андреевна сначала подсела ко Л.H., но сейчас же с резким движением встала и пошла из комнаты.
Л. Н. спросил ее:
— Соня, ты куда?
Она ничего не ответила и ушла.
Они кончили играть. Екатерина Васильевна сказала, что Софья Андреевна просила позвать ее, когда я буду играть на фортепьяно. Раньше она мне говорила, что рада послушать музыку. Екатерина Васильевна пошла за ней, но через некоторое время вернулась без нее.
Л. Н. спросил меня:
— Ну, милый Александр Борисович, что вы нам сыграете?
Я стал играть (этюд Шопена с — moll ор. 25). Л. Н. в самом начале встал и вышел — очевидно, звать Софью Андреевну. К концу этюда он вернулся без нее. Я сыграл еще несколько пьес. Кончив играть, я подошел ко Л. Н. (он сидел в кресле у фортепиано) и спросил его, ездил ли он нынче в Овсянниково. (Там, кроме постоянно жившей Марии Александровны Шмидт, всегда проводил лето И. И. Горбунов — Посадов с семьей.) Он сказал, что да, но не доехал, так как по дороге встретил Ив. Ив. Горбунова, который ехал в Ясную, но узнав, что там так много народу, отложил до завтра.
Подошел Бирюков, позже Мария Александровна. Л. Н. сказал:
— Удивительный этот Картушин! Он полон своим мистицизмом: воскрешение Бога в себе, умерщвление плоти, рождение в Боге и т. п.
Бирюков сказал:
— Они всегда говорят: брат Леонид, сестра Мария, — какое‑то обоготворение личности.
Л. Н. сказал:
— Как говорят — смирение паче гордости. Эти два понятия очень легко оборачиваются, и часто трудно сказать, где кончается смирение и где начинается гордость.
— Мы вот с Александром Борисовичем говорили о вере. Часто суеверие оказывает в жизни действие гораздо более сильное, чем вера — сознание своей божественной сущности.
— Какой же вывод из этого? — спросил Бирюков.
— Да это просто мое наблюдение. А вывод тот, что не надо говорить о результатах. Они говорят: по плодам их узнаете их, — а плоды могут быть самые различные: и яблоко, и совсем другое.
— Костры еретиков — тоже плоды веры.
Л. Н. сказал:
— Главное, зачем проповедывать? Французы говорят: «Vivre et laisser vivre» (Жить (самому) и давать жить (другим), а я бы сказал: «Croire et laisser croire» (Верить и давать верить).
— Но, разумеется, я нисколько их — добролюбовцев — не осуждаю; наоборот, я умиляюсь перед высотой их жизни.
Мы встали. Л. Н. сказал мне тихо;
— А Софья Андреевна опять волнуется. Обиделась, что ее не позвали играть, не пошла, когда вы играли.
Перед отъездом С. А. Стахович Софья Андреевна вышла — вздыхает, лицо пятнами.
Софья Андреевна провожала С. А. Стахович на дворе и все повторяла ей, что она верный друг.
Софья Андреевна сказала ей еще, что ее все преследуют, но С. А. Стахович возразила ей на это:
— Нет, Софья Андреевна, я сама видела — вас никто не преследует.
Когда я прощался со Л.H., я сказал ему, что начал учить Es‑dur’Hyio сонату «Quasi una fantasia» Бетховена и, когда выучу, хочу сыграть их обе.
Л. Н. сказал:
— Это самое, о чем я мечтал. Сыграйте сначала ми бемоль мажор, а потом ту.
31 июля. Утром в Телятенках была Мария Александровна.
Я ее видел мельком. Она сказала мне, что Софья Андреевна очень волновалась вчера, не спала ночь, но потом успокоилась. Часа в три приехала к нам Александра Львовна очень не в духе. Л. Н. сказал ей, что Софья Андреевна приходила к нему, говорила, что она жалеет о вчерашнем, что ей стыдно, и он сказал Александре Львовне, что она была жалка и трогательна.
Александра Львовна не верит ее искренности и страдает за отца.
Владимир Григорьевич послал Л. Н. бумагу, объясняющую цель составления юридического завещания.