Душан Петрович поехал со Л. Н. верхом, и Л. Н. хотел прочесть бумагу и, если не найдет опять возражений, подписать, что он согласен с ее содержанием и что она написана по его просьбе.
Александра Львовна посидела у нас и ушла к Чертковым, куда она привезла всю семью Бирюковых.
В 4 У2 часа пришел Николаев. Мы с ним пошли к Чертковым. Там я читал последний дневник Л.H., переписанный Александрой Львовной. Мы с Николаевым скоро вернулись домой. Он читал мне свое рассуждение о собственности, написанное в виде письма ко Л. Н.
Мы с ним поговорили и проспорили около двух часов, после чего я отправился в Ясную.
В Ясной я застал гостей: соседи из Басова — супруги Лодыженские и их родственник или добрый знакомый, русский консул в Индии. Сам Лодыженский — человек лет 55, очень громко и много говорящий. Он был в Индии, в Японии; занимается сравнительным изучением индусской и христианской религий. Рассказы его не лишены интереса.
Когда он говорил об Японии и ее победе над Россией, он с сожалением заметил, что теперь уже нет в России таких людей, которые, как под Севастополем, шли беззаветно умирать за родину. Он говорит, что в Японии, наоборот, всякий готов идти на смерть, и в этом ее преимущество. Л. Н. сказал:
— В народе нет уже того патриотизма, он пережит.
Я пошел к Александре Львовне, посидел там. Когда я вернулся в залу, все сидели за чаем. Лодыженский говорил Л. Н. о «психической силе», о которой говорится в индусском учении «Йога».
Л. Н. сказал:
— Мне это не нужно, это туманно, неясно и говорит о ненужной и недоступной человеку области.
— Потому‑то я и говорю, что христианство выше, — сказал Лодыженский.
— Христос был позже. Это — грубое представление, будто что древнее, то лучше. Совершенно наоборот. Человечество идет вперед.
Лодыженский возражал, что нужна ли или не нужна эта психическая сила, но что существование ее нельзя отрицать, что она проявляется, например, в гипнотизме. Он рассказал, как его жену усыпил какой‑то гипнотизер, и она заснула и делала то, что ей приказывали.
Л. Н. отнесся к рассказу скептически. Он сказал:
— Мне это не нужно. Это нарушает всю последовательность событий, что всякое явление имеет свою причину.
— Многое нам неизвестно.
— Это не нужно.
— Когда открыли радий, пришлось бросить физическую теорию Лавуазье, потому что он все перевернул.
— Это область, которая ни к чему не нужна, — сказал Л. Н.
— Вы говорите с нравственной точки зрения, с точки зрения сердца, но у меня есть еще и ум, который хочет знать, и чем больше мы знаем, тем больше нам хочется знать.
— Я не думаю, чтобы мы хотели знать, я думаю, что это праздные люди, которые живут трудами других людей от своей праздности выдумывают.
— Я не могу отказать себе в интересе к этим знаниям.
— До них не придется добраться, — сказал Л. Н. — У человека работа бесконечная: от того, чтобы картофеля больше было, и до того чтобы лучше жить. И для этого, думаю, нет вопроса, какая звезда вертится вокруг Сириуса или вокруг какой звезды Сириус вертится.
— Вы правы, но я так испорчен, что, например, без железных дорог не могу жить. Повернуть назад нельзя.
— Почему нельзя? — Как опиум там? — спросил, перебив себя, Л. Н. консула.
— Уменьшается. Да там и не очень распространено его курение, — отвечал консул.
— Вы простите, с точки зрения… — опять начал Лодыженский.
— Вам свои — я не знаю — двадцать лет, мне свои двадцать дней жить, и нужно стараться, как бы не наделать гадостей, и для этого много думать нужно, и очередь радия — очень далека, без него обойдется; точно так же и психическая сила.
— Вся йога на психической силе построена.
— Очень жаль, — отвечал Л. Н.
— Потому‑то я и предпочитаю христианство. Но в то же время я и в шкуру черта готов залезть. Мне все хочется знать, всюду посмотреть. — Лодыженский помолчал и прибавил:
— Вы простите — я разошелся. Вы так добры…
— Напротив, мне очень интересно, что вы говорите. — Л. Н. тоже помолчал и потом сказал: — Нет, психическая сила ни к чему: это — та же теософия.
— Может быть, ни к чему, но она есть. Все явления гипнотизма, сомнамбулизма это доказывают.
— Я помню, нас приглашали. Соня, куда нас приглашали?
— К Ригу, гипнотизеру, — ответила Софья Андреевна.
— Все что‑то должны были делать. Ничего не вышло. Было смешно и стыдно, — сказал Л. Н.
— Он позвал какую‑то девицу, про которую сказал, что она медиум, — стала рассказывать Софья Андреевна. Он усыпил ее и сказал: собирайте ягодки, — она стала нагибаться, как будто собирает ягоды; кушайте, — она сделала вид, как будто ест; он спросил: не правда ли, кисло? Она сделала гримасу. Я рассердилась и сказала им: я при свидетелях говорю: я дам тысячу рублей, если вы меня усыпите. И никто не мог.