В Ясной я застал в зале Софью Андреевну с Короленкой и Екатерину Васильевну. Софья Андреевна меня познакомила, как всегда, прибавив «профессор», очевидно, думая доставить мне этим удовольствие.
Я прошел в ремингтонную. Там мне сказали, что за обедом были очень хорошие разговоры, а что теперь Софья Андреевна говорит с Короленкой и настраивает его против Черткова. Я пошел ко Л. Н. Постучался. Л. Н. сказал:
— Войдите, слышу уже ваш голос.
Он сидел за круглым столом и делал пасьянс.
— Я устал от разговоров. Короленко очень приятный, умный, но эти общие разговоры очень утомительны. Вот сделав пасьянс, пойдемте в шахматы играть. Я думаю, он не обидится… Что Владимир Григорьевич?
Я сказал, что не имею ничего особенного передать.
— Мне так обидно и просто совестно жить так близко от него и не видаться, но я не могу, не умею сделать иначе…
— Он вам ничего не говорил про индуса?
— Ничего.
(Это тот индус, о котором я уже раньше писал, который все просится приехать. У него есть для этого тысяча франков; сейчас он находится в Бельгии.)
— Ну, пойдемте.
По дороге в залу Л. Н. сказал мне:
— А я нынче все разные художественные начала перебирал.
Я спросил, не работал ли он над чем‑нибудь.
— Нет, я только просматривал, но ничего не работал.
Мы вышли в залу. Короленко сказал, что играет в шахматы плохо, но с удовольствием посмотрит на партию. Мы стали играть.
Л. Н. сказал про меня:
— Он сильно играет и постоянно бьет меня.
Короленко рассказывал Л.H., что ему приходится просматривать до шестисот беллетристических рукописей в год.
Л. Н. сказал:
— Это еще не слишком много, я думал, что их еще больше.
Короленко сказал, что страдает иногда бессонницей.
Л. Н. спросил его:
— А вы в таких случаях не читаете романы?
— Нет, Л.H., в таких случаях, не при вас будь сказано, я Толстого читаю. Я на ночь могу читать только самое лучшее, а плохие книги меня так расстраивают, что я совсем уснуть не могу.
— Я всегда Софье Андреевне советую, когда у нее нервы расстроены, лечь с хорошей книгой и читать, но она меня не хочет слушать.
Л. Н.спросил Короленко:
— Как у вас глаза, не ослабели?
— Пока еще ничего.
— Он (Л. Н.) до сих пор без очков читает, — сказала Софья Андреевна.
— Я близорук всю жизнь, а до сих пор самую мелкую печать читаю и никогда не носил очков, — сказал Л. Н. — Когда я был студентом в Казани, я встретил раз у Суюмбековой башни татарина. Он мне предлагает: «Купи, барин, очкам». Я сказал, что мне не нужно. А он говорит: «Теперь всякий хороший барин очкам носит». Я все‑таки отказался и вот до сих пор хожу без очков.
Лев Львович спросил Короленко о Мелыиине (литератор, описавший Сахалинскую каторгу). Л. Н. не помнит его. Короленко очень хорошо об нем отозвался и напомнил Л. Н. о нем и о том, что он был в каторге.
Л. Н. улыбнулся и сказал:
— Теперь всякий хороший барин тюрьмам сидит.
Софья Андреевна не дала Короленке посидеть около шахмат и поговорить с Л. Н. Начались обычные ее рассказы посетителям: «мои записки», «Исторический музей», копии с портретов и картин Похитонова, фотографии и пр. Она повела Короленко в гостиную и предложила ему почитать завтра свои записки.
За чаем Софья Андреевна …, но потом ушла куда‑то довольно надолго. Еще при ней Короленко заметил, что у Л. Н. очень хороший вид. (Он в последний раз видел Л. Н. в Крыму совсем больного.) Софья Андреевна сидела рядом со мною и сказала мне тихо:
— Вот вы скажите Черткову, — он говорит, что я его убийством занимаюсь, а он без него вот как поправился!
Я сказал ей, что Л. Н. раньше был гораздо лучше, чем за последнее время.
— Нет, у него была очень увеличена печень, когда он от Черткова приехал.
Короленко стал говорить Л. Н. о статье в «Русском Слове» — «Пытки в испанских монастырях». Л. Н. сказал:
— Мне кто‑то говорил про это.
Я сказал Л.H., что это я ему вчера рассказывал. Короленко сказал, что пытки очень широко применяются теперь в России, и рассказал несколько примеров; а потом рассказывал о деле Мултанских вотяков, обвинявшихся в принесении человеческой жертвы, в котором он выступал (в 1896 г.) в качестве защитника. Рассказ его был очень интересен. Он рассказывает просто, без длиннот, но часто со штрихами и подробностями настоящего художника.
Л. Н. сказал ему:
— Здесь живет мой друг Чертков. Он очень хотел бы вас видеть.