Письмо Л. Н. к В. Г. Черткову от 16сентября.
«Пишу вам, милый друг, чтоб сказать, что я все по — прежнему в среднем и телесно, и духовно состоянии. Стараюсь смотреть на мои тяжелые, скорее трудные отношения к Софье Андреевне, как на испытание нужное мне, и которое от меня зависит обратить себе в благо, но редко достигаю этого. Одно скажу, что в последнее время «не мозгами, а боками», как говорят крестьяне, дошел до того, что ясно понял границу между противлением — деланием зла за зло, и противлением неуступания в той своей деятельности, которую признаешь своим долгом перед своей совестью и Богом. Буду пытаться.
Я хорошо отдохнул эти четыре дня и обдумал свой образ действий при возвращении, которое уж не хочу и не могу более откладывать. Должно быть приедем около двадцатого, скорее после, чем прежде.
Я ничего путного здесь не делал. Вчера и нынче был занят письмом к Гроту, брату философа, для помещения в его сборнике о Ник. Гроте. Письмо неважное, о различии религиозного и так называемого философского понимания жизни. У Грота никакого не было этого религиозного понимания.
Уж я давно вам все пишу, что мне хочется писать, и я все ничего не пишу, что лучше уж не писать этого и примириться с этим бездействием. Но не могу, все‑таки хочется.
Мне тоже очень хочется видеться с вами и я, хотя и не знаю как, но думаю устроить это, когда приеду. И, разумеется, объявив об этом тем, кому это неприятно.
Здесь мне очень хорошо, но все‑таки надо ехать, и Саше хочется. Она все, несмотря на свою толщину, нездорова…
Ну, прощайте пока, целую вас, Галю, Димочку и всех друзей. Л. T.».
Письмо Л. Н к В. Г. Черткову от 17 сентября.
«Получил нынче утром ваши письма, милый друг, и пробежал их перед прогулкой, теперь же вечером перечел все, кроме вашего, и берусь за ваше и, перечитывая, хочу тут же по пунктам отвечать:
(Первые четыре пункта — деловые поручения по поводу английских писем и пр.)
5) То, что вы пишете о том образе действий, которого я должен держаться в отношениях с Софьей Андреевной, совершенно сходится с тем, к чему я сам пришел, как вы это увидите из вчера написанного мною вам письма, и с тем, что мне говорят все близкие люди, любящие меня. Но до всего надо дойти самому, я дошел в сознании, но как‑то удастся исполнить. Хотя и не люблю загадывать, но думаю 22–го приехать в Ясную.
То же, 6–е, что вы пишете в конце письма о той задаче, которая мне задана, показывает то, что вы меня любите истинной любовью, переносясь в мое положение, и слишком любите, приписывая мне то, от чего я еще очень далек. Но я благодарен, потому что такая дружба, как ваша, — такая хорошая, чистая радость.
До отъезда еще четыре дня, может быть, получу еще от вас весточку. Прощайте, до свидания. Л. Т.».
Из письма Александры Львовны к Б. от 17 сентября.
«О нас что же вам сообщить? Живем тихо, мирно, а как подумаешь о том, что ожидает нас, и сердце защемит. Но теперь за это время есть перемена, и перемена, по — моему, очень важная в самом Л. Н. Он почувствовал и сам и отчасти под влиянием писем добрых друзей, что нельзя дальше в ущерб своей совести и делу подставлять спину и этим самым, как ни странно это сказать, не умиротворять и вызывать любовные чувства, как бы это и должно бы быть, а, наоборот, разжигать, усиливать ненависть и злые дела.