Видимо, отъезд Александры Львовны очень ее беспокоит, и ей хотелось бы взять это как‑нибудь назад.
Среди нашего разговора вернулся с прогулки Л. Н. Он обрадовался, увидав меня, и сказал:
— Вы меня пугали, что долго не приедете, а вот как хорошо, что приехали.
Л. Н. расспросил меня о том, как я живу, и скоро ушел к себе в комнату.
Поговорив еще с Софьей Андреевной, я пошел в канцелярию, взял копии последних писем Л. Н. и стал читать.
Вскоре внизу раздался голос Александры Львовны, звавшей Алексея, чтобы он отвел ее лошадь на конюшню. Я встал и пошел ей навстречу.
Софья Андреевна, увидав меня (она пила в столовой кофе), быстро вскочила, задержала меня на площадке и, отведя в сторону, со слезами стала просить повлиять на Александру Львовну и посодействовать ее возвращению в Ясную.
Мне искренно было ее жаль; а так как я и сам думаю, что лучше бы Александре Львовне вернуться, то я и сказал Софье Андреевне, что скажу Александре Львовне откровенно все, что думаю, не говоря, впрочем, что я под этим подразумеваю.
Александра Львовна рассказала мне подробности своего отъезда. В Телятенках ей уютно, но, разумеется, душевное ее состояние нелегкое. Она говорит, что Л. Н. сказал ей, что хорошо, что она уехала, что он «эгоистически» рад этому. На вопрос ее о том, что это значит, он сказал:
— Ближе к развязке.
Вчера он ей сказал:
— Держись, держись…
Тем не менее я чувствую, что все это очень ему тяжело. И мне кажется, что хотя он и не говорит этого, но в глубине души ему больно, что любовь к нему не оказалась… сильнее всех обид…
В отношении к Софье Андреевне Л. Н. стал более тверд и очень спокоен. Он все больше молчит. Да и вообще он мало, очень мало говорит. Когда при нем начинаешь о чем‑нибудь говорить или рассказывать ему что‑нибудь, даже интересное, из текущих событий, чувствуешь, что это идет мимо него, что он только из деликатной учтивости старается слушать и иногда расспрашивает, а на самом деле он далек от этого. Это его настроение напоминает мне так удивительно описанное им предсмертное состояние князя Андрея в «Войне и мире».
Александра Львовна перед завтраком уехала в Телятенки. Л. Н. при ней выходил. Я сказал ему, что еду к Чертковым, а он собирался ехать верхом и сказал, что поедет с Булгаковым. Погода была плохая: с утра сеял мелкий осенний дождь, но он все‑таки хотел поехать. К концу завтрака Л. Н. вышел и завтракал вместе с нами.
По совету Л. Н. князь Долгоруков (Павел Дмитриевич, известный московский общественный деятель) прислал для яснополянской народной библиотеки несколько сот маленьких книжек от 1 до 10 копеек; только несколько книжек дороже. После завтрака мы (Л.H., Мария Александровна, Булгаков, Душан Петрович и я) пошли в канцелярию и стали разбирать эти книжки.
Л. Н. очень радовался на них. Между прочим, попалась какая‑то книжка стихотворений. Л. Н. сказал:
— Это ни к чему. Я до них не охотник.
Незадолго перед тем он вспомнил «Silentium» Тютчева, которое он перечитал в «Круге чтения». Он сказал:
— Что за удивительная вещь! Я не знаю лучше стихотворения.
Попалась какая‑то книжка священника Григория Петрова. Л. Н. сказал:
— Этот Петров, не люблю я его писаний. Как говорится, осаживай обручи до места. А он говорит, да всегда не до конца.
Попалась еще книжка о каком‑то русском самоучке — изобретателе. Л. Н. сказал:
— Эти наши изобретатели мне всегда напоминают одного мужика, который писал мне письма об изобретенном им perpetuum mobile. Он ко всем приставал и говорил, что его машина сама работает — «только знай подмазывай!»
Л. Н. пошел к себе, но скоро вернулся и испросил Булгакова прочесть вслух написанное им утром письмо к чешским социалистам. Письмо еще не кончено и обрывается на полуслове. Оно очень интересно.
Л. Н. сказал, что за последнее время перечитал многих социалистических писателей. Он говорил о противоположности религиозного и социалистического миропонимания и сказал:
— Социализм прямо противоположен и поэтому несовместим с религиозным пониманием жизни.
И, обратясь ко мне, спросил:
— Вы согласны, Александр Борисович?
Я сказал:
— Да, потому что социализм последствие — экономическую сторону жизни — рассматривает как причину.
— А вы слышали рассказ про Сашину куму? (Аннушка из Телятенок, которая служила Александре Львовне в Телятенках в первые дни до приезда из Ясной горничной, Прасковьи Афанасьевны) — спросил Л. Н. — Это чудесно! Саша сидит у себя и тоскует. А она подходит к ней и говорит: «Перестаньте тосковать, почитайте лучше Марка Аврелия». Саша удивилась, а она говорит, что у них по вечерам ребята Марка Аврелия читали, и очень это хорошо! Как это доходит?! Удивительно! Представить себе — крестьянская баба и Марк Аврелий!