Л. Н. как‑то сказал:
— Я все больше убеждаюсь, что разумный человек познается в смирении. Самомнение несовместимо с умом.
О самомнении Л. Н. сказал еще когда‑то давно при мне:
— Всякого человека можно изобразить в виде дроби, числителем которой будут действительные его свойства, а знаменателем — его мнение о себе. Чем больше знаменатель, тем меньше абсолютная величина дроби.
Л. Н. перерабатывает «Круг Чтения». Перна (учитель сына В. Г. Черткова), который помогает ему в технической стороне работы, спросил его, почему у него среди рубрик, по которым распределяются мысли, нет рубрики «зло».
— Потому что зла нет, — ответил Л. Н. — Существуют только соблазны, а зло, если вдуматься, всегда — только уклонившееся от истинного направления добро. Какое бы зло ни взять, всегда в его основании лежит добро. Например: скупость происходит от бережливого обращения с предметами, т. е. с трудом тех, кто их произвел; разврат произошел из естественного стремления к продолжению рода человеческого. И так можно проследить везде. Л. Н. сказал при мне Черткову:
— Я все больше и больше остерегаюсь дурно говорить и думать о людях. Когда осуждаешь кого‑нибудь, только вспомни, что в нем Бог, что он брат твой.
Вчера был день рождения Л. Н. Ему 79 лет. Вечером были: Чертков, Досев, Жихарев, Картушин (все трое литераторы), Перна, еще кто‑то — такие все хорошие, сильные. Хорошо говорили. Л. Н. сказал:
— Бог в человеке, но мне всегда неприятно сказать, что в человеке частица божества. Все есть проявление Бога: и человек, и собака, и растение, и звезда. Но в человеке я это проявление понимаю, сознаю, в звезде — нет. Бог в человеке проявляется любовью. Но он не любовь, он — нечто большее любви, то, чего мы не знаем, где мои рассуждения оканчиваются — это предел, о котором мне знать не дано.
Л. Н. сказал между прочим о молитве, что для него лучшие молитвенные слова, кроме некоторых евангельских, слова из послания Иоанна: «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Бога никто никогда не видал. Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает и любовь его совершенна в нас», и т. д.
— Как это странно и непонятно, — сказал Л. Н. вчера. — Людям дано благо, от них зависит осуществить его, а они все делают, чтобы помешать ему. Разумеется не удастся, а так бы хотелось сказать это людям, разъяснить это заблуждение.
7 сентября. Последний вечер провели в Ясной. Третьего дня Л. Н. сказал:
— Не знаю, может быть, это пройдет, но теперь, особенно по утрам, У меня как праздник какой, такая радость, так хорошо!..
Тогда же он еще сказал мне:
— Я думал о философских вопросах и, между прочим, о пространстве и времени, и вспомнил свое давнишнее определение, которое я еще совсем молодым сделал. Теперь я его еще расширил и дополнил. Я думал нынче о вас и вместе с этим подумал, что вам это будет интересно и вы поймете меня.
— Пространство — это наша способность видеть (воспринимать) два (или несколько) предмета в одно и то же время. Время — это наша способность видеть (воспринимать) два (или несколько) предмета на одном и том же месте. Для пространственных впечатлений необходимым условием является то, что мы называем материей, для впечатлений во времени таким условием является движение. Я помню, еще Страхову очень нравилось это определение. Разумеется, в нем есть тот недостаток, что оно для определения пространства уже предполагает время, и наоборот.
В тот же день (5–го сентября) Л. Н. рассказывал, что утром он особенно болезненно почувствовал враждебное отношение крестьян против них и против него лично. Он сказал:
— Я пошел с целью поговорить с тем, кого встречу, по возможности просто и откровенно. Но на дороге встретил приказчика и мужиков; между ними произошло столкновение по поводу каких‑то расчетов. Приказчик обратился ко мне за советом. Я сказал ему, что не вмешиваюсь в эти дела, но могу только одно сказать ему, как сказал бы это какому- нибудь кулешовскому приказчику, что нужно, во всяком случае, стараться быть добрее и мягче. Так я на деревню и не пошел…