Исходя из количества имеющихся в распоряжении эсэсовцев, решение еврейского вопроса может занять около года, что недопустимо…»
Хорошо, что убийцы есть под рукой, в Риге. Отряд под командованием Арайса. Действие этого отряда были хорошо организовано. Приблизительно сорок вооруженных мужчин передвигались в рижском муниципальном автобусе синего цвета. Синий автобус отряда Арайса видели повсюду в Латвии. В переписи 1935 года евреев насчитывалось 93 000 тысячи и лишь 7000 проживали в селах. Из 21 000 евреев, проживавших в небольших населенных пунктах, 15 000 были убиты отрядом Арайса.
Итак, 22 июля 1941 года местный командир Кriegsmarine просит своего начальника, находящегося в Киле, найти ему убийц, и отряд Арайса незамедлительно отправляется в Либау, и уже 27 июля командир посылает в Киль новую телеграмму: «Еврейский вопрос в Либау по большей части решен отрядом СС, прибывшим из Риги, уничтожено 1100 евреев – мужчин. Отряд СС отбыл. Для завершения задания необходимо оставить на месте отряд СС из Либау».
Отряд СС остался на месте в Либау. В сентябре к отряду присоединились латышская рота при СД. В ее состав входит около тридцати мужчин, и с этого момента они становятся одними из самых активных убийц. По сравнению с июлем, расправы происходят реже. Евреев – мужчин оставшихся в живых всё меньше. Их убивают десятками.
К зиме из Риги приходит команда увеличить эффективность. И её увеличили. За три дня – 15, 16 и 17 декабря 1941 года немцы и латыши убили около 27 000 евреев, то есть, половину остававшихся в живых Либау на тот момент.
Это было так. На четвертой странице «Kurzemes Vārds» в субботу 13 декабря появляется объявление на немецком и латышском языках: «Евреям запрещается покидать свои квартиры в понедельник 15 декабря 1941 года и во вторник 16 декабря 1941 года. 12 декабря 1941 года. Штандартенфюрер СС и полиции Либау, Др. Дитрих».
Латышские полицейские начинают облавы на еврейские семьи в ночь с субботы на воскресенье по месту жительства и отправляют их в «транзитный пункт» женскую тюрьму. Темп увеличивается на следующий день. Уже с четырех часов утра целые колонны еврейских жителей – стариков, инвалидов, беременных женщин и матерей с грудными детьми, были выведены из своих домов и загнаны в тюрьму.8
Людям приказывали повернуться лицом к стенке. Во дворе тюрьмы царил сущий ад, – было сказано на судебном процессе в Гамбурге. Толпящиеся люди дрожат от холода и кричат, малыши плачут, матери плачут от сознания неминуемой гибели своих детей /bevorstehende Ende ihrer Kinder/. Их начинают избивать. Их бьют перед воротами тюрьмы, если они отказываются садится в грузовики. Их запихивают в кузов, бросают туда малолетних детей за руки и за ноги. В понедельник задействованы все грузовики, между городом и дюнами не прекращается движение.
Убивают три дня подряд с утра до вечера, в прямом смысле этого слова. Как только грузовик приезжает в Шкеде, людей заставляют выйти и запирают их в большой конюшне. Также поступают с теми, кто пешком прошагал эти 12 километров. Затем выводят группами по 20 человек, заставляют лечь лицом вниз на промерзший песок, метров в пятидесяти от вырытой ямы. Группами по десять человек поднимают. Заставляют раздеться, подойти краю рода…
Фотографии не рассказывают нам, до какой степени произвола, садизма, безразличия доходили в своем разнообразии приказы палачей раздеться полностью, или частично. Перед тем как убить, они рассматривали девушек и женщин, вынужденных раздеваться на глазах матерей, которые их выносили, на глазах дочерей, которым они дали жизнь…
После очередной серии выстрелов один из немецких солдат отправлялся вперед, чтобы своим оружием нанести Gnadenschuss /выстрел милосердия/ тем, кого не убило первым залпом…
На протяжении трех дней было убито 2749 евреев и 23 коммуниста. Сюда еще надо добавить следующее: «Матерей держащих на руках своих Kleinkinder», – так нежно звучащее на немецком языке, – «заставляли перекинуть их /детей/ через плечо», – и Kleinkjnder были
расстреляны zuzammen /вместе/ с матерью… РАССКАЗЫВАЕТ МАМА
После допросов, на которых мы с Аней не отрицали, что мы военные медики, а наши мужья военные, о нас забыли.
«Продержав ещё какое-то время на привокзальной площади, нас вернули в здание железнодорожного вокзала. Было больно смотреть на то, что стало с нашими людьми за эти дни. У многих стали сдавать нервы. Шли вторые сутки без сна. Нервное перенапряжение давало о себе знать.
Устраивались на ночь кто как мог. Из пустующих комнат вокзала собрали стулья. Кто-то устроился отдыхать на скамейках. Туалет и вода были в здании вокзала. У дверей – вооружённые гражданские. Из здания никого не выпускают.