- Давай-ка, Надюх, быстренько стол сварганим? Посидим? - улыбаясь, заглянула в комнату Тамара Семёновна, и заговорщицки подмигнула - подарки разберём!
"Точно! Подарки! Новый год же!" - промелькнуло в голове у Нади и захлестнуло чувство полузабытого детского возбуждения, нетерпеливо-радостного ожидания, когда всю ночь не спишь - лежишь, затаив дыхание и прислушиваясь, и внутри всё прыгает и стучит, - и сразу чешется и пятка и спина и нос, а Деда Мороза всё нет, и не слышно ни его шагов, ни бубенчиков; только наверху кто-то двигает стулья, только шепчутся родители за стенкой, только шумит на кухне холодильник, только сквозь щёлку в занавесках пробивается свет фонаря и поблёскивают игрушки на ёлке... И под утро глаза уже нет сил разомкнуть, а когда стряхиваешь наконец внезапный сон, - и занавески раздвинуты, и трамваи звенят, и фонарь не горит, а под ёлкой яркие коробки и пакеты... "Новый год" - снова подумала Надя и вспомнила нарядную мамину юбку, жемчуг на морщинистой шее, папину свежую рубашку, вспомнила, что пообещала вернуться утром... "А уже вечер..." - вздохнула она про себя, вскочила на ноги, бросила Тамаре Семёновне: "Извините, мне надо...", пробежала мимо неё в прихожую, споткнулась об Андрея, вытянула у него из-под головы свою сумку, заметалась в поисках сапог.
- Надя! - встрепенулся с пола Андрей - Ты чё это?
- Где второй сапог?
- Не знаю! Ты куда?
- Домой...
- Подожди, зачем домой?
- Мне нужно... Там мама, папа... Тамара Семёновна, Николай Ильич - до свиданья, с Новым годом, Андрюш, извини, пока - она отыскала оба сапога, и спешно чмокнув Андрея в щёку, выскочила за дверь.
- Надя! Стой! Подожди! - Андрей выбежал за ней в подъезд, ухватил за руку - Побудь ещё!
- Ты понимаешь, я обещала ещё утром прийти! Они там меня ждали с ёлкой, с пирогом...
- У меня там тоже ёлка с мамой! Ну, давай, ты позвонишь им и потом пойдёшь, тебе ехать - хуй да кеды!!! Пошли, пошли! - и Андрей увлёк её обратно в квартиру.
- О! Никак сбежавшая невеста вернулась! - встретил их Николай Ильич. Он тоже только проснулся, но уже сидел за столом, успел выпить две стопки, и настроение у него было прекрасное.
- А мы вас и не ждали, ваши подарки собирались стырить - пошутила Тамара Семёновна.
- Ага, тебе только волю дай, ты всё сопрёшь! - притворно возмутился Андрей.
- Да ладно! Когда это я у тебя что пёрла??
-Интереесное кино! А вот трусики мои любимые с дырочкой на попе, где?
- Ну ни фига себе дырочка! Там такая дырень была - слон пролетит со свистом!
- Я, может, специально себе дырочку пропукал, чтобы проветривалось, а ты взяла и выбросила!
- А нечего пукать было! Пукают в туалете! - засмеялась Тамара Семёновна - Садитесь, ребят, за стол!
Елена Михайловна в кресле, спина прямая, на плечах платок, руки теребят юбку. Рядом стол: блюдца, вазочки, сахарница. Тикают часы. Надя звонила два часа назад. Елена Михайловна ждёт. Лев Константинович ходит по коридору, тапочки нервно хлопают об паркет.
- Лёвушка, давай чаю попьём?
- Спасибо, родная, не хочу.
Елена Михайловна встаёт у окна, смотрит в расцвеченную огнями ночь. Голос пытается не дрожать:
- Может быть, выйдем на улицу?
- Да, наверное... Погуляем. Около дома... - Лев Константинович подходит к жене, обнимает её за плечи. В последнее время, вечерами, они часто стоят вот так, смотрят в окно, ждут. Оба вздрагивают одновременно - звонок в дверь. Растрёпанная, заснеженная, с блестящими глазами, Надя врывается в квартиру, бросается на шею матери, целует отца, вручает им по свёртку:
- Мамочка, папочка, с Новым годом! Простите, задержалась - мы у Андрея подарки разбирали... Тамара Семёновна - это его мама - она мне помаду подарила, интересно такой цвет мне пойдёт? - и тычет в глаза что-то малиново-яркое, пахучее, в серебристой палочке - Андрей говорит, пойдёт!! Он говорит - мне всё идёт!
Елена Михайловна вздыхает:
- Пойдёт, наверно, Наденька... Только мне кажется, немного ярко.
- Ой, мам, вечно ты со своим "слишком ярко", "слишком броско"!.. Пап, а тебе как?
- Если волосы выкрасить в голубой, то пойдёт. - Лев Константинович улыбается, но подбородок дрожит. Он уходит в комнату и слышно как кряхтит, прогибаясь, старое кресло. Это было очень старое кресло, - с детства Надя помнила его скрип - случалось ли ей вернуться из школы в слезах (в седьмом классе Саша Макаров прочитал всю её тетрадку, в которой было записано какие у Саши красивые глаза и как он ей снится в образе Дубровского, а потом весь класс играл этой тетрадкой в "сифака"), заболеет ли кто (Надя всё детство болела то ангиной, то гриппом, а как-то даже заразила ветрянкой маму), - все неприятные и печальные события оплакивало своим продавленным телом это некрасивое, теперь совсем уже бесформенное бордовое кресло. Кресло стонало, папа курил, а потом вставал и весёлыми шутками приводил в чувство всю семью. Один только раз, когда умер папин отец - Дедушка Котя, папа не стал шутить; он пересел за пианино и много раз подряд играл "Катюшу". Музыка отражалась в люстре, в пепельнице на столе, в оконном стекле... Соседи стучали в стену, а Наде хотелось плакать и пожалеть папу. У неё не было никогда близких друзей и подруг - конечно, она общалась с одноклассниками и они приходили иногда в гости, но друзьями их было назвать сложно. Она не бегала с мальчиками по дворам и не лазила с ними по деревьям и гаражам, не прыгала с девочками "в резиночку", не рисовала принцесс и не приносила в школу кукол. Надя любила их наряжать, устраивать игрушечные чаепития и разыгрывать с ними на свой лад сюжеты из книг, но приносить кукол в школу не хотелось - это было бы, как что-то глубоко личное вывернуть перед всеми, - например, принести показать одноклассникам мамину ночную грязную рубашку. Надя была особенно связана с родителями, их чувства и настроение всегда отдавались в ней, но теперь эта связь ушла куда-то, спряталась -появился Андрей, началась другая жизнь и Надя отдалилась, не услышала скрип, не ощутила тревогу в глазах и голосе - пьяный замечает лишь то, что созвучно его состоянию.
Зима пролетела быстро, стаял снег, появилась зелень на деревьях, и в апреле, на Красную Горку - Тамара Семёновна настояла: "Семейная жизнь будет долгая и счастливая! Не разведётесь!" - сыграли свадьбу. Организацией занимались родители Андрея; сняли ресторан, договорились со своими приятелями - дядей Мишей и дядей Колей, чтобы были две машины; как положено - невеста в одной, жених в другой, а обратно вместе - ну а на лимузин тратиться нечего, не буржуи ведь, и так на ресторан разорились... Ауди и волгу обрядили в праздничный наряд из ленточек и воздушных шаров, на капот ауди посадили куклу в подвенечном платье - "еще с нашей свадьбы жива!" - гордо заявил накануне Николай Ильич. Надя ощущала себя гибридом индианки и матрёшки: снизу жёсткий капроновый наряд без лямок, сверху причёска-пирамида, завешенная фатой, и очень глупо выглядел Андрей с гелем на волосах и в костюме. Елена Михайловна неделю ходила с Надей по свадебным салонам в поисках платья, но всё, что выбирала мать, дочери казалось чересчур простым, совсем не праздничным, хоть и дорогим и, в конце концов, платье выбрала будущая свекровь. - "Очень элегантно, - смотри Надюх, и жемчуг почти как натуральный! Сколько вы времени в салонах убили, - сразу надо было в наш магазин идти! Ох, а как бы тебе моё платье пошло! Шикарно бы смотрелось... Вот бабка - сто рублей убытку - ну надо же было так прожечь! Ведь сколько раз говорила - без толку..." После регистрации усыпали рисом, лепестками и монетками ступени, выпили шампанского, прокричали: "горько" и поехали в ресторан. Роль тамады исполняла крёстная Андрея, Тётя Люба, кладезь тостов, прибауток и напутствий:
Вот совет тебе жена - борщ вари, носки стирай
Люби мужа, ублажай,
Но и жалеть не забывай -
Шубу покупая, цену не называй!
Все смеялись, чокались и танцевали. Наде очень тёрли туфли, давило платье в груди, и щёки чесались от пудры, но она тоже танцевала и смеялась; целовалась по сигналу с набитым ртом, пила шампанское, исподтишка разглядывала чужую причёску Андрея, и чувствовала себя случайной актрисой в неизвестном спектакле.