Боль в ноге у Вальки Пима начала стихать, ранку он залепил подорожником, шел, почти не хромая.
— А может, это все–таки не тарантул был? — спросил Мишка Бахвал. — Может, просто большой паук?
— Простые так не кусаются, — возразил Егудкин, — а у Вальки нога покраснела и вспухла. Сам ведь видел.
— Тарантул не тарантул — теперь не опасно, — сказал Николай. — Мы Пиму полезную операцию сделали. Слышал я, правда, что в таких случаях укушенное место хорошо прижигать раскаленным железом. — Он хитро глянул на Вальку. — Может, прижжем для перестраховки? А, Пим? Вот придем сейчас домой и прижжем?
— Да ты что, спятил? — довольно бодро огрызнулся Пим. — У меня уж и не болит почти!
— Ну, значит, полный порядок. — Николай дружелюбно похлопал Пима по плечу.
Гори, костер, ярче!
По интернату разнесся слух: самых лучших ребят скоро будут принимать в пионеры.
Мальчишки и девчонки заволновались: кого? Когда? Пионеров среди них было человек одиннадцать–двенадцать, еще «довоенных». А теперь дети подросли, и многие из них перешагнули октябрятский возраст — учились в третьем и четвертом классах.
Слухи оказались правдой. Как–то после ужина Ирина Александровна объявила:
— Завтра у нас торжественный день. Мы все пойдем в рощу и на берегу озера зажжем наш пионерский костер. Многие из вас отличной учебой и хорошей дисциплиной заслужили право быть принятыми в пионеры. — Она назвала с десяток фамилий. Среди них Петька услышал и свою. И необычное волнение охватило его.
На другой день к вечеру, когда солнце уже почти касалось горизонта, Ирина Александровна построила мальчиков и девочек в колонну по три, и они, торжественные и сияющие, зашагали к Становому озеру, в березовую рощу. Впереди, гордый и счастливый от оказанной ему чести, нес знамя Стасик Маркунас. Слева и справа от него шли Тоня Соколова и Фира Шестакина, за ними — остальные пионеры, потом те кому сегодня впервые предстояло надеть красные галстуки. Вот жаль только не было барабана и пионерского горна!
Заходящее солнце червонным багрянцем скользнуло последними лучами по озерной ряби.
Когда пришли в рощу на поляну, что почти рядом с озером, там уже был дядя Коля. Баян его стоял на пеньке, а сам завхоз подкладывал последние сухонькие веточки под хворост и полешки будущего костра…
Смеркалось. Мелькнула и умчалась куда–то озерная чайка. Или другая птица?
— Дядя Коля, зажигай! — крикнула Ирина Александровна.
И костер вспыхнул, затрещал весело, раскидывая нестрашные искорки, взметнул яркое пламя, освещая всю поляну.
— Ур–ра! — закричал было Витька Шилов, но замолк: Ирина Александровна подняла руку, призывая к вниманию.
Когда несколько возбужденные костром, звездным вечером и не совсем обычной обстановкой ребята поутихли, Ирина построила пионеров лицом к костру, шагах в десяти от него, а тех, кто только должен еще был надеть красный галстук, чуть в сторонке, но рядом.
Стасик Маркунас стоял перед всеми и крепко, гордо держал древко с чуть колеблющимся от движения вечернего воздуха алым полотнищем…
Но вот в светлый круг от костра вышла Ирина.
— Будущие пионеры! Верные помощники нашего комсомола, дети, Великого Октября! Повторяйте за мной слова торжественного обещания: «Вступая в ряды пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю:
— не жалеть жизни своей во имя любимой Родины…
— жить, учиться и бороться так, как завещал нам вождь мирового пролетариата — наш дорогой Владимир Ильич Ленин, как учит нас Коммунистическая партия…
— быть всегда честным и верным товарищем, смело стоять за правое дело…»
Дружно вторили пионервожатой мальчишечьи и девчоночьи голоса.
— Пионеры! К борьбе за дело Ленина будьте готовы! — призвала Ирина Александровна.
— Всегда готовы! — зазвенело в ответ. А потом дядя Коля развернул мехи своего баяна. И первой песней была: «Вставай, страна огромная…»
Зарницы
Погода стояла хорошая. В меру жарило, в меру палило, бывало и прохладно. Иногда — тоже в меру — проливались дожди. Поднимались и шли в рост травы в степи; умытые дождем, кучерявились леса и кокетничали яркой зеленью березовые рощи и перелески, а набежит тучка — хмурились озера: Становое, Среднее, Малое. Вот и конопля по солнечным буграм закудрявилась…
Уже несколько дней кружил над краем села великолепный ширококрылый коршун. Чуть в стороне и пониже мелькал иногда, падая к самой земле и снова взмывая ввысь, ястреб — у него были свои взгляды на степь, на село, на живность на земле.