— Собака меня не беспокоит, — сказала Надежда Павловна. — Только вот этот мальчик… Он очень грязный! Вы пригласите его ко мне, я хочу с ним поговорить.
— Дудки! Так он и пошел!
— Это кто сказал? — голос Надежды Павловны посуровел. — Ты, Иванов?
— Я, — сознался Петька. — Не обижайте Мотьку.
— Мотьку? Это кто еще?
— Ну Матвей, что собаку подарил.
— А ты сегодня дерзок, Иванов. После обеда пойдешь дежурить вне очереди вместе с Миллером на просяное поле. — Надежда Павловна сердито глянула на примолкнувших ребят, повернулась и ушла.
Дядя Коля нагнулся над щенком, легонько потрепал его за ушами.
— Вот и окрестили пса. Не знали, как и называть, а теперь — Бобик… Ну, не хмурьтесь, хлопцы. Разрешила ведь!
Ушла ваша–то?
— Матвей, ты?
— Гы!
— Иди сюда.
— Не… Я лучше тут. Забор — это удобно. Хошь смотри, хошь говори, а территория–то моя, — философски заявил Мотька.
Ребята к тому времени поразошлись: кто по воду поехал на телеге, запряженной Соколом, на которой стояла громадная бочка, кто в поле — картошку подкапывать, кто Ночку и Кабыздоха пасти или по другим хозяйственным делам.
Петька и Гриша Миллер были еще во дворе. Но и они уже собирались идти на Среднее озеро, на верхнем возвышенном берегу которого росло интернатское просо. Там был устроен добротный шалаш, защищавший ребят от солнца и дождя во время дежурства. А дежурство состояло в том, чтобы пугать птиц и возможных потравщиков.
— Матвей, пойдем с нами, — позвал петька. — Со щенком твоим полный порядок. — И он кивнул на привязанного к забору Бобика. Рядом дядя Коля уже мастерил из досок конуру.
— А есть вам хочется? — задал неожиданный вопрос Мотька.
— Очень, — вздохнул Иванов.
— Так идем. В лесу и на озерах еды много. Я покажу. Не ленись только! И не ешь того, чего не знаешь!
— Так нам же на просо, дежурить…
— Слыхал. Время що есть. И туда поспеете. У проса ног нет — не убежит.
Петька решился.
— Пошли! — крикнул он Миллеру и перемахнул к Мотьке через забор.
Гришка (нога у него сохла, и он сильно хромал) через забор не полез, а оставил двор вполне законным порядком.
Присоединился к ним и Вовка Колгушкин.
Сначала Матвей повел их в лес. На опушке, проросшей густой муравой, он опустился на колени и стал что–то разглядывать в траве. Потом поднялся, посмотрел туда–сюда, прошел шагов десять и снова присел на корточки.
— Ты чего ищешь? Землянику? — спросил Петька.
— Не… Тут ей не место — трава шибко густа, забивает. Да и отошла уже. Лук–от, однако, есть, — и он стал срывать тонкие, округлые, как шильца, перья дикого лука.
— Лук? В лесу? — удивились мальчишки.
— Почему в лесу? С краю леса. Дальше–то вон — поле!
— Так он и в поле растет?
— Бывает, что и в поле. В разных местах — по–разному. Но чаще всего там, где поле с лесом встречаются. Оттого и название — полевской… Ешьте давайте! Укусный лук–от!
Луку было много. Но не без труда Петька, Гришка и Вовка научились отыскивать его в густой траве. Потом наловчились. Рос он небольшими пучками, был тонкий, прямой и зелено–матовый, как дымкой подернутый.
Лук оказался действительно вкусным. Был он нежней огородного и совсем не едкий, почти без горечи. Колгушкин напихал им полную пазуху.
— Ты куды столько? — спросил удивленный Мотька. — Много не ешь, а то вспучит брюхо и печь будет с голодухи–то!
Колгушкин только хмыкнул. Петька и Гришка понимали почему: у Вовки был брат, Борис. Помирал он от чахотки. А лук, пусть даже дикий, полевской, — все же еда, витамины какие–никакие.
— Пошли, — сказал Матвей, — хватит на луке–то забаловываться. Кой–што послаще найдем в лесу–то. Саранки–от…
Ребята покорно пошли за Мотькой.
— Сa–a–ранки… — дожевывая лук, сказал Петька. — Звучит кра–а–сиво, но как–то не очень чтобы вкусно. Это что?
— Это — сласть! Язык обкусаешь! — ответил Мотька. — Вы, городские, што знаете? Сахарок да конфеток! А это куда как вкуенёйше! Ужо попробуете. А там, на заглядки, сами в лес бегать почнете.
— Расхвастался, — буркнул Петька. — Дай сперва попробовать эти самые саранки, а уж потом…
— На, бери! Пробуй, пожалуйста, не жалко! — Мотька остановился на маленькой полянке среди нескольких тонкоствольных деревцов и кучерявого кустарника–подлеска. — Вот саранка.
— Где «вот»?
Ребята смотрели под ноги, крутили головами, но, кроме разнотравья, ничего примечательного не видели.
— Совсем непонятливые! — рассердился Матвей и схватил ближайшего, кто стоял рядом. Это был Вовка Колгушкин. — Нагнись, что ли. На коленки стань, Видишь?