Впрочем, удивляло Брыкина другое: тот факт, что даже в городе, лежащем в руинах, кто-то умудрился прижиться. Сумел, приспособиться и устроиться столь вольготно, чтобы быть довольным своим житьем.
С другой стороны, не таков ли был сам Гога Хриплый? И ему подобные — миллионы людей, коим довелось расти, выживать и устраивать свои дела далеко не среди райских кущ. И ведь неплохо устроились-то в итоге — когда поняли и приняли правила таких игр, как «жизнь» и «бизнес по-русски». Поняли и научились их успешно использовать.
К слову сказать, в прежние времена, еще не будучи пленником артефакта Создателей, склонности к рефлексии Брыкин не питал. И даже не слишком задумывался над подобными вопросами — некогда было, да и ни к чему; земная жизнь Хриплого требовала от него, прежде всего, действия.
Все изменилось, когда Земля сделалась бесконечно далекой, а сам Брыкин из, казалось бы, самостоятельного и независимого человека превратился в путешественника поневоле. Во что-то сродни щепке, которую несет река. Но если щепка в принципе неспособна ни на какую мыслительную деятельность, то человек в таком положении, даже сам того не желая, станет хоть немного, но философом. Что Брыкин и делал — хотя и виду не показывал. Как, например, на сей раз.
— Но — переходим к делу, — сообщил тем временем один из боевиков Гильдии, — у нас приказ: уничтожить Избранного, и именно за этим мы вас задержали. Выбор у вас невелик: либо вы говорите, кто из вас пятерых является Избранным — и мы его убиваем, а вас отпускаем восвояси. Либо… ничего личного, но нам придется уничтожить вас всех.
Боец Гильдии говорил уверено: так, словно доносил до Гната, Оддрун и землян непреложную истину. Не сомневался он и в исполнимости своих обещаний… как не сомневалась в нем и противная сторона. Ибо, как ни крути, а меч и пара пистолетов — слабоватый аргумент против трех карабинов и, скорее всего, не только их. Да и защищены трое боевиков были получше своих потенциальных противников. А уж в плане боевого опыта… тут хоть чего-то ловить могли разве что Брыкин со Следопытом. И то в лучшем случае.
Первым, кто осознал все эти, моменты — прямо скажем, не внушавшие оптимизма, стал Артур Санаев. И у него же раньше всех не выдержали нервы.
— Она — Избранный! — воскликнул Артур нервно дрожащим голосом и тыча пальцем в сторону Руфи, — она! Все она! Забирайте ее! А нас отпустите, мы пойдем!..
В тот момент Брыкин почувствовал, как у него самопроизвольно сжимаются кулаки, как ему захотелось от души врезать по трусливой физиономии своего никчемного спутника. А то и вовсе прострелить его голову. К счастью, ту легкость, с которой Санаев готов был пожертвовать Руфью, бойцы Гильдии восприняли по-своему.
— Вы. Кого. Хотите. Обмануть? — медленно отчеканил один из них совсем уж металлическим, голосом — достойным какого-нибудь Робокопа, — думаете, мы не знаем об этом приеме? Взять с собой балласт, «слабое звено», чтобы в случае надобности от него избавиться… и выполнить задуманное с минимальными потерями. В общем так, хитрецы, спрашиваю вас в последний раз. Либо вы отвечаете — либо мы переходим к варианту номер два.
И в этот момент Оддрун, доселе молчавшая, точно статуя, внезапно поняла, что вот он — ее звездный час, ее единственная возможность проявить себя; шанс показать, что и она, ведьма по имени Оддрун Рыжая, может быть полезной для дела Избранного. Хоть в чем-то, но полезной… Осознав это, Оддрун сделала шаг вперед, прямо навстречу людям с карабинами.
— Избранный здесь я, — были ее слова, обращенные к этим людям, — и я вас не боюсь. Не вам, жалким смертным, стоять на пути Хаоса.
А затем Оддрун ударила — Огненной Плетью, одной из своих любимых чар. Как бы там ни было, а безропотно погибать ведьма не собиралась. Впрочем, боевикам Гильдии тоже было не занимать ни выучки, ни быстроты реакции: три ствола почти синхронно двинулись в сторону Оддрун, три пальца одновременно нажали на спусковые крючки — и три метко выпущенные пули были порукой тому, что Рыжая ведьма в последний раз применяет свой дар.
Впрочем, прихвостням Гильдии хватило и этого: как известно, сотворенные чары невозможно ни отразить, ни отменить — и даже смертью самого чародея. Огненная Плеть смела трех боевиков как ураган сносит молоденькие деревца. Счастливые обладатели карабинов и защитных костюмов, этой неслыханной роскоши по меркам Маренбрика, разом рухнули на землю. Рухнули всего лишь на пару секунд позднее, чем это сделала Оддрун.
— Ого! — воскликнул Гнат, еще не веря во внезапное избавление.
Не смолчал и Георгий Брыкин — извергнув короткую, но не лишенную образности, матерную тираду. В ней он упомянул некие противозачаточные средства, сравнивая с оными бойцов Гильдии за их резиновые одеяния.
Смущенно молчал Артур Санаев — понимая, сколь резко изменился расклад и чем это ему может грозить. А Руфь бросилась к своей спасительнице, склонилась над ней… чтоб увидеть неожиданно довольное, беззаботное лицо умирающей.
— Избранный, — пробормотала Оддрун из последних сил, — я сделала все, что могла… Продолжай путь дальше… без меня… и доверши начатое. Возьми мой медальон… с ним у тебя больше шансов…
В широко раскрытых, но уже невидящих глазах ведьмы первородным пламенем бушевал Хаос. Оддрун уходила счастливой — как всякий человек, осознавший напоследок, что его жизнь прошла не зря.
— Спасибо тебе, Оддрун, — прошептала Руфь, бережно взяв в руки медальон.
Удивительно, но доселе она не знала имени ведьмы; это имя пришло к ней в голову само — едва девушка дотронулась до металлического глаза.
— Продолжаем путь! — воскликнула Руфь, поднимаясь с колен и обращаясь к своим спутникам. Голос ее прозвучал неожиданно веско и жестко.
— Продолжаем-продолжаем, — отозвался в ответ Гога Хриплый, — только вот… оружие бы не помешало прихватить у этих… резиновых. Не пропадать же добру. Ну и еще… привязать и оставить здесь одного мальчиша-плохиша — который едва не испортил нам все мероприятие.
Услыхав это, Санаев-младший испуганно вздрогнул и как-то весь сжался. И лишь ехидная ухмылка, последовавшая за словами Брыкина, худо-бедно успокоила его.
— Шутка, — поспешил уточнить Хриплый, — потому как привязывать тебя — нечем.
Разумеется, ни привязывать Артура, ни даже просто бросать его посреди города-лабиринта никто всерьез не собирался. И всепрощающая доброта была в данном случае ни при чем: просто юный Санаев являлся в первую очередь боевой единицей. А разбрасываться боевыми единицами в теперешней обстановке было глупее всего — особенно учитывая гибель Рыжей ведьмы. Плюс трофейных карабинов как раз было три: на Гната, Брыкина, и, увы, на Артура. Не Руфи же доверять третий ствол!
День выдался ясный, солнечный — пускай и не слишком теплый. Трое землян и Гнат Следопыт продолжили свой путь, и двигались в направлении промзоны уже заметно бодрее. Успешная стычка с людьми Гильдии принесла им некоторое моральное облегчение, новое оружие придало уверенности, потеря же Оддрун, несмотря ни на что, не виделась серьезной трагедией. Ведь как ни крути, а порождение Хаоса для людей, как и гусь для свиньи — не товарищ… даже если оный гусь оказался столь внезапно полезен.
Напротив, вместе с Рыжей ведьмой участников похода покинуло молчаливое напряжение — этот неизбежный спутник терпения какой-либо неприятной необходимости. Теперь они охотно переговаривались, обменивались репликами, а Гнат так и вовсе однажды блеснул остроумием. Кстати пришлись и карабины: благодаря столь грозному оружию остаток пути по городским лабиринтам прошел вполне мирно. Лишь пару раз на дороге попадались мелкие стайки местной шпаны, но и они спешили дать деру при виде трех хорошо вооруженных мужчин. Потому как сами из оружия располагали разве что дубинками или ножами.
Что касается боевиков Гильдии, то они к четверке паломников в промзону больше не совались и вовсе — возможно потому, что были слишком уверены в успехе своих коллег. Были не в курсе их фиаско… а может, напротив, как раз были в курсе и теперь боялись связываться. В Гильдии ведь тоже не дураки состояли: уж кто-кто, а торговцы умели беречь ресурсы. Особенно такие ценные, как оружие да опытные бойцы. Плюс у расчетливых маренбрикских гегемонов наверняка имелся и запасной план — на тот случай, если уничтожить Избранного действительно не получится.