Мужчины, притихнув, делали вид, что отвернулись, но сами не могли не коситься краем глаза. Хотя одеяло лежало все там же, где он его оставил, в нескольких шагах от него, он замер на месте, глядя за борт, поверх всех голов, как будто был совсем один и на его теле не замерзала вода. Он был единственным беловласым на корабле. Сухощавый, но мускулистый, он словно достиг некоего удивительно здорового истощения. Наконец пловец завернулся в домотканое одеяло, по-монашески накрыв голову, прошел к люку и скрылся под палубой.
— Так, значит, говорите, эта мокрая утка и есть Ястреб? — произнес один старатель, сплюнул за борт и рассмеялся.
Если первый смех, когда высокий пловец еще стоял на льду, был общим гоготом, то теперь — робким раскатом. Лишь несколько человек застенчиво хмыкнули, а большинство предпочло не слышать слов старателя, не видеть его плевок.
— Идем, Манро, — тянул его за руку, уговаривая, один из товарищей.
— Да он даже ходит, как утка, — не унимался Манро, стряхнув руку друга. — Кря-кря, желтопузая утка! Кря-кря, желтопузая утка! — распевал он, ковыляя по кругу и подражая походке пловца.
Теперь лишь двое его товарищей хихикнули себе под нос. Остальные держались от остряка как можно дальше. Некоторые старатели сгрудились возле умирающего костра, что пытались поддерживать на корме, — поначалу капитан Уистлер запрещал открытый огонь на борту, но, когда стало ясно, что их затерло надолго, униженному офицеру уже не хватало авторитета. Пассажиры постарше были из партии, возвращавшейся на рудники, которые им пришлось оставить в сентябре, когда земля превратилась в камень. Самому юному из них — единственному на борту без бороды — не исполнилось и пятнадцати. Он рассчитывал влиться в другую группу старателей, надеясь озолотиться на рудниках севернее. Аляска была совсем новой, слухи — дикими.
С другого конца корабля послышался шум перепалки. Манро одной рукой схватил плюгавого старателя за грудки, не выпуская из второй бутылку.
— Мистер Бартлетт любезно угощает всех на борту, — объявил он. Бартлетт корчился от боли. — Из своего погребка.
Манро щедро отхлебнул, освободил жертву и пустил бутылку по кругу.
— А это правда? — спросил паренек, поворачиваясь обратно к товарищам. — Истории. О Ястребе. Это правда?
— Какие? — спросил один из старателей. — Что он забил людей из братства насмерть? Или про черного медведя в Сьерре?
— Ты хотел сказать, про льва, — перебил его беззубый. — Горный лев. Убил его голыми руками.
Мужчина в драном двубортном пальто, прислушивавшийся к разговору в паре шагов позади, сказал:
— Он когда-то был вождем. В Нациях[2]. Вот откуда у него прозвище.
Понемногу разговор привлек и остальных на палубе, и вот уже большинство собрались вокруг первой компании на корме. И каждому было что прибавить.
— Союз[3] предложил ему собственную землю, как штат, со своими законами и прочим. Лишь бы его утихомирить.
— Он такой косолапый, потому что ему клеймили ступни.
— Его возвращения в краю cañons ждет целая армия скальных индейцев[4].
— Его предала собственная банда, и он их всех убил.
Истории множились, и скоро разговоры шли внахлест, росли в громкости вместе с наглостью и завиральностью перечисляемых поступков.
— Ложь! — рявкнул подошедший Манро. Он был пьян. — Все ложь! Вы сами на него гляньте! Или вы его не видели? Старый трус. Да я справлюсь с целой стаей ястребов одним махом. Как с голубями! Бах-бах-бах! — Он обстрелял небо из невидимого ружья. — Одним махом. Подавайте сюда этого, этого, этого, этого бандита, этого, этого, этого, этого вождя. Одним махом! Все ложь.
В палубе со скрипом открылся люк. Все притихли. Из него с трудом показался пловец и, словно хромой колосс, сделал несколько тяжелых шагов к людям. Теперь на нем были штаны из сыромятной кожи, заношенная блуза и обернутые вокруг тела неопознаваемые меха, накрытые шубой, сшитой из шкурок рысей и койотов, бобров и медведей, карибу и змей, лисиц и луговых собачек, коати и пум и прочих неведомых зверей. Тут и там болтались морда, лапа, хвост. На спине висела капюшоном пустая голова крупного горного льва. Разношерстность животных, пошедших на эту шубу, как и разное состояние лоскутов, намекали и на то, как долго ее делали, и на то, как далеко странствовал ее хозяин. В руках он держал по половине полена.
— Да, — сказал он, ни на кого не глядя. — Почти все это ложь.
Все быстро отступили от невидимой линии, пролегшей между Манро и человеком в меховой шубе. Рука Манро зависла над кобурой. Так он и стоял с ошалелой мрачностью, присущей очень пьяным и очень испуганным.
2
Пять наций, или Пять цивилизованных племен, — союз пяти индейских народов, установивших к началу XIX века хорошие отношения с поселенцами. Существуют до сих пор на Индейской территории, ныне — востоке штата Оклахома.
3
Союз — название федерации 24 северных штатов в период Гражданской войны в США (1861–1865).
4
Скальные индейцы — обитатели поселений-пуэбло, высеченных в утесах на юге Соединенных Штатов и в Мексике.