Профессорам предоставили отдельный хлев.
— Прошу, — сказал доктор права, предлагая доктору истории войти первым.
— Прошу, — сказал доктор истории, пропуская доктора права.
Конвоир подтолкнул профессоров, оба вошли в загон одновременно и поспешили опуститься на солому.
— А помещеньице-то, извините, для свиней, — не без ехидства заметил доктор права, легко устраиваясь в загородке.
Доктор исторических наук наконец-то продвинул свои ходули за желоба в коридор.
— Бойни — последнее слово техники.
— Я предпочел бы старую гостиницу с периной и гейдельбергским замком в художественной рамке.
— Обратите внимание на систему моечных кранов.
— А вы заметили подозрительную жижу в желобах?
Историк с трудом втянул нижние конечности в загородку.
— Солому нам постелили свежую…
— Весьма сожалею, что отсутствует корыто с отрубями…
— Милостивый государь…
— К вашим услугам…
— Я не позволю…
— Я не разрешу…
Профессора уже не лежали и не сидели, а — кипяток и желчь — подпрыгивали на соломе и наскакивали на оппонента.
— Организованность, достойная подражания.
— Герр лейтенант превыше всего.
— Гёте!.. Бетховен!.. Дюрер!..
— Штакальберг!.. Майендорф!.. Каульбарс!..[7]
— Земля наша обильна, но порядка в ней нет!
— Миф о варягах создан варягами!
— Вам всегда не хватало юридического мышления…
— Ваши исторические концепции по меньшей мере наивны…
— Вы не посмеете отрицать величие Моммзена!
— Не Моммзена отрицаю — хлев, которым вы удовлетворены.
Они дрались на укол, как фехтмейстеры. Отступали для наступления и пятились для выпада вперед. Торжествующе помахивая левой рукой, правой они наносили удар в область сердца, печени, селезенки, и солома под ними загорелась бы от искр, сыпавшихся с их переплетавшихся рапир, если бы бойскауты не принесли Kaffee (цикорное) и Brot (пока не из военной картошки).
— Danke, — сказал доктор-юрист.
— Danke, — сказал доктор-историк. — Какие милые мальчики!
Доктор права, свистевший в последний раз в XIX столетии, свистнул, как ушкуйник.
На двоих была одна чашка, и к профессорам вернулась академическая учтивость.
— Пейте, — прошипел доктор права.
— Пейте вы, — процедил доктор истории.
Профессора жевали хлеб…
Наконец-то русских построили и повели в порт.
Навстречу как бы в одном строю двигались возвращавшиеся из Швеции резервисты и присоединившиеся, к ним местные жители, тоже слыхавшие о пленных казаках.
Женский фальцет восторженно выкрикивал: «Отечество, спокойно будь!» — и мужские голоса вторили: «…спокойно будь!..»
Женщина первая заметила русских.
— Казаки! — взвизгнула она. — Ведут казаков! — и подскочила к доктору истории, который шел крайним слева…
— Свинья! Я сорву с твоих позвонков твой паскудный горшок, — и она замахнулась корзинкой, в которой могла бы поместиться вся торговля какой-нибудь рыбной королевы.
Берлинский котелок ослабил удар.
— Ordnung, gnädige Frau![8] — скомандовал подоспевший конвойный и, подняв смятый котелок, отдал доктору истории, а женщина тотчас же переменила ногу и пристроилась к резервистам.
На немецкий остров Рюген русских вез пароход — тезка острова; к шведским берегам — огромный паром, перевозивший поезда за море, — двухтрубный «Конунг Густав V»; по мелкому Ботническому заливу — речной пароходик «Карл Линней», а когда стало чересчур мелко и для крохотного «Карла Линнея», русских перевели на малый катерок. Войдя в реку Торнео, он высадил пассажиров на шведской земле.
На русскую землю пассажиры шли по деревянному мосту через болото. Посредине моста была деревянная будка, а за ней — Россия, над которой еще не загорелись, но должны были загореться новые звезды.
Часть 2
Для лучших вод подъемлю парус ныне.
