При составлении договора на пользование землей переселенцам было поставлено условие, что село будет носить ее имя. Языком общения стал украинский язык, богато сдобренный польским, так как несколько семейств вели свое начало от поляков, густо населявших перечисленные села на правом берегу речки Жванчик, протекавшей на юг и впадавшей в Днестр двумя километрами ниже по течению от места слияния реки Збруч с тем же Днестром.
Обучение в школе до 1940 года велось на молдавском языке. Я не оговорился. С восемнадцатого по сороковой год, когда Бессарабия находилась в составе Румынии, издаваемые в Кишиневе и Яссах учебники назывались: Грамматика молдавского языка, молдавский язык и литература.
Мои родители, как и все остальные жители старшего поколения прекрасно знали разговорный молдавский язык. На свадьбах, крестинах и других сельских торжествах одинаково охотно пели и украинские и молдавские песни. С 1944 года после изгнания гитлеровцев обучение в школе велось уже на русском языке.
Направленные на работу из России и Украины учителя были настоящими подвижниками. Бедные, как все тогдашнее население, без жилья, ютившиеся по частным квартирам, часто жившие впроголодь, оторванные от насиженных мест, педагоги с большой буквы, формировали в детских умах и сердцах тягу к знаниям и, как писал Н.А.Некрасов, сеяли разумное, доброе, вечное. Они взрастили и воспитали целую плеяду молодых талантливых педагогов из местных детей. Они научили нас любить книгу, тянуться к знаниям без понукания, блата и взяток. Низкий поклон им и вечная память.
В послевоенные годы в школе сформировался оригинальный билингвизм. Уроки велись на литературном русском языке. Учителя терпеливо учили нас правильно говорить и писать. На переменах же, когда необузданная разновозрастная стая вываливалась во двор, все вопросы и споры решались на "елизаветовском" языке.
Я снова не оговорился. Используемый в селе язык невозможно было назвать украинским. Это была гремучая смесь украинских, русских, польских и изредка молдавских слов. Так и говорили в округе на разных: елизаветовском, боросянском, мошанском, марамоновском, гашпарском языках.
Учился я, по определению моей мамы, "таки нияк" (таки никак). Во мне не было усидчивости, добросовестности и ответственности при выполнении домашних заданий. С некоторыми моими соучениками домашние задания выполняли старшие братья и сестры. А самая способная в классе Нина Полевая многие часы добросовестно учила уроки. Убористым каллиграфическим, почти идеальным почерком она исписывала черновики, а затем и чистовики, особенно по чистописанию. Выговаривая за небрежно выполненное домашнее задание, мама не раз говорила, что черновики Нины достойнее моих чистовиков.
Я, по выражению родителей, успевал быстро нацарапать задания и переложить в портфель книги и тетради, приговаривая: это я знаю, это я знаю, это не завтра, а это не надо и так далее. Школа подчас была только силой необходимости, досадной помехой "обширным" интересам, "грандиозным" замыслам, роившимся с утра до глубокой ночи в моей мятежной голове, очень "важным" мыслям и буйным фантазиям, в которых я был всегда главным героем.
В результате, хотя я писал почти без ошибок, почерк на всю жизнь сформировался отвратительный, неровный. Перья "звездочки", которыми мы писали до седьмого класса включительно, почему-то постоянно спотыкались на ровной бумаге, разбрызгивая вокруг себя кляксы самых разных форм и размеров.
Причудливые очертания клякс привлекали мое внимание гораздо больше, чем написанные буквы и цифры. После седьмого класса нам разрешили писать авторучками, на перьях которых были написаны буквы АР. Эти перья уже были гладкими и несколько улучшали мою писанину.
Брат Алеша в это время уже учился в девятом классе районной школы в Тырново. Его старательность в учебе граничила с педантизмом, по всем предметам у него были в большинстве отличные оценки, родители с охотой и гордостью сидели на родительских собраниях, где Алешу постоянно ставили в пример.
Нас непрерывно сравнивали родители, родственники и односельчане. Сравнение всегда было далеко не в мою пользу. Было расхожее выражение: вот Алеша - хлопец, а с этого ничего не выйдет! Нельзя сказать, что мне это было безразлично. Более того, мне были довольно неприятны эти сравнения. Но ревности и зависти во мне почему-то не было, как и не было стремления исправиться и быть похожим на брата.
Я жил так, как жил. Я просто, не очень задумываясь, спотыкаясь, шагал своей дорогой. Мне так было интереснее. А то, что надо было делать из-под палки, особенно собственной, вызывало какую-то глухую тоску.
В школе же на уроках я был довольно внимательным. Скорее всего, сказались постоянные наказы родителей. Дежурным их напутствием было:
- Все время смотри в рот преподавателю, внимательно слушай и все запоминай!.
Во время урока Петр Андреевич объяснял первоклассникам новую тему, давал письменное задание в классе и переходил к разъяснению урока третьему классу. Поскольку мне было необходимо все внимательно слушать и запоминать, то я, написав, как только мог быстрее, задание, ловил каждое слово учителя.
Выручала меня память. Наряду с предметами первого класса, я знал наизусть все стихотворения и рассказы третьего класса, элементы природоведения, а в третьей четверти первого класса в моей голове нечаянно уместились дроби и действия с ними. Во время уроков я не мог удержаться и добросовестно подсказывал тем третьеклассникам, которые затруднялись отвечать пройденный урок.
Первая серия возмездия следовала незамедлительно. Меня отсылали стоять в углу или оставляли сидеть после уроков. Вторая серия возмездия ожидала меня дома, так как мой троюродный брат Броник Единак регулярно и добросовестно сообщал отцу о моих прегрешениях и наказаниях.
Мстил ему я довольно своеобразно и коварно. К этому времени нас пересадили и я оказался за одной партой с Броником. Учился он из рук вон плохо. Классные задания он выполнял, копируя написанные мной тексты и решения примеров по арифметике, особенно на контрольных. Я писал, намеренно пропуская буквы, слова и цифры, оставляя места.
Броник тщательно и бездумно копировал, подглядывая. Когда он отвлекался, я, прикрывшись промокашкой, быстро вписывал необходимое и закрывал тетрадь. Мое возмездие настигало его тогда, когда Петр Андреевич обходил парты, нося с собой ручку с красными чернилами и выставляя оценки.
Между тем набеги и продразверстка со стороны старших ребят как-то сами собой очень быстро сошли на нет. Мы влились в школьный коллектив. Наличие в старших классах родственников создавало для малышей какой-то пояс безопасности от воинствующих хулиганов, которые были, есть и будут в каждой нормальной школе.
Мое положение упрочилось, так как случайно я поднялся в табели школьных рангов на одну ступеньку. Это произошло после того, как я стал откручивать колпачки бутылочек с чернилами, после того, как их не могли открутить мои одноклассники для того, чтобы подлить чернила в чернильницы - невыливайки. Информация распространилась быстро и ко мне стали обращаться за помощью из старших классов, особенно девочки.
Мои двоюродные братья даже заключали пари. Самый рослый и крепкий из четвероклассников, будущий чемпион районных спартакиад и мореход Виктор Грамма, ныне живущий в Крыму, закручивал флакон и передавал желающим попробовать силы. После безуспешных попыток бутылочку отдавали мне. Нелегко, казалось, сейчас кожа сдвинется с костей пальцев, но почти всегда я откручивал крышку и открывал флакон. Мои руки были постоянно фиолетовыми, но я ими гордился. Сейчас мне кажется, что крышка отвинчивалась не столько силой, сколько моим желанием.
К зимним каникулам в первом классе у меня возникло нездоровое критическое отношение к авторитетам, включая напечатанное типографским способом, что расценивалось тогда, как святотатство.