— Для поверхностного наблюдателя да. Но я за свою двадцатилетнюю карьеру сталкивался со всеми возможными типами и привык разбираться в самых запутанных ситуациях. Одним словом, если бы у меня спросили мое мнение, я бы сказал: «Человек, прекрасно знакомый со всеми привычками убитого, вошел в дом, завладел бумагами, которые были ему необходимы, например, могли его скомпрометировать…»
— Как? — воскликнул Кош, страшно заинтересованный. — Бумагами?.. Вы думаете?..
— Я уверен. Я нашел ящик, набитый письмами. Готов побиться об заклад, что туда их положил не убитый, а преступник. Просмотрев бумаги, он как попало побросал их обратно в ящик. Нашел ли он то, что искал? Следствие покажет… Ясно только то, что он забрал несколько серебряных вещей — все ящики буфета были перерыты, — и некоторую сумму денег, находившуюся, вероятно, в кошельке, обнаруженном моим помощником возле кровати. Но все это лишь для того, чтобы навести нас на мысль о краже. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что исчезли какие-нибудь драгоценности, все по той же причине, которую я вам сейчас объяснил. Не скрою от вас, поскольку все равно это узнают через час все парижские ювелиры, а завтра и все провинциальные, что я нашел на полу сломанную запонку с цепочкой, принадлежавшую, вероятно, убитому… Наконец, чисто психологический аргумент — некий порядок, если можно так выразиться, царствовавший среди этого хаоса, — убеждает меня в том, что убийство совершено человеком из светского общества, что это человек уравновешенный, обладающий удивительным хладнокровием, что он действовал один… Я скажу вам… Но я и так уже слишком много сказал…
Кош выслушал пристава, не перебивая его ни единым словом. Его первоначальное беспокойство сменилось чувством глубокого удовлетворения. Теперь он был уверен, что план его удался. Пристав сам все усложнял и, вместо того чтобы делать логические выводы, создавал себе препятствия. Даже самые простые вещи он возводил в степень важных улик. Вступив на ложный путь, он держался своей первоначальной идеи. Сразу отстранив предположение, что преступление совершено обычными бродягами, — хотя такое предположение было бы самым правдоподобным, — он истолковывал факты, исходя из своей личной теории. С первого шага он попался в ловушку, расставленную Кошем.
Когда пристав сказал: «Преступники постарались создать некую мизансцену, чтобы сбить полицию с толку», Кош подумал, что пристав, одаренный необыкновенной проницательностью, угадал истину. Тогда как на деле полицейский не только не раскрыл хитрость репортера, но и счел неважными улики, оставленные Кошем. Такой взгляд на вещи показался журналисту весьма забавным.
— Если я правильно вас понял, — сказал он, — убийца, человек светский, пытался устроить нарочитый беспорядок, но ему это не удалось. Значит, он хотел навести полицию на мысль, что преступление совершено бродягами? Что он действовал не один, а имел сообщников?
— Совершенно верно.
Карета остановилась около участка. Кош вышел первым. Он был в чудесном настроении: все устраивалось лучше, чем он ожидал. В течение нескольких часов он собрал больше известий, наслушался больше вздора, чем ему нужно было для первых двух статей. Он поблагодарил пристава и непринужденно заметил:
— Если я чем-то смогу быть вам полезным, помните, что я в вашем распоряжении.
— Все возможно…
— Еще одно слово. Вы будете упоминать об отпечатке ноги, который я вам указал?
— Не думаю… В сущности, я его почти и не видел…
— Конечно, конечно… Со своей стороны я тоже буду хранить молчание. Итак, до свидания, господин пристав, и еще раз благодарю вас.
— Рад служить.
«Теперь, — подумал Кош, — все в моих руках!»
Репортер направился в кафе на площади Трокадеро. Уже подходя к дверям, он услышал звучный голос южанина, бросавшего театральным жестом карты на стол и спрашивавшего своих товарищей:
— Игра окончена, не правда ли?
В эту минуту журналист заметил входившего в кафе Коша и вскрикнул:
— Есть новости?
— Сенсационные! — проговорил Кош, садясь около него. — Попросите бумаги, чернил и пишите, это дело нескольких минут. Потом каждый из вас переделает мой рассказ по-своему. Я долго разговаривал с приставом. Он дал мне все необходимые сведения, за исключением одного, которое я забыл спросить, — имени жертвы.
— Это не имеет значения. Его звали Форже, он был рантье[1] и жил здесь третий год. За подробностями мы можем обратиться в участок.
— Отлично. Слушайте же…