В двенадцать часов я спохватилась и сказала ему, что отвезу его домой на своей машине. Он стал сначала отнекиваться: мол, зачем? Еще метро ходит. Он и сам доберется. Но я твердо сказала, что об этом не может быть и речи. Это очень опасно. Тем более в наше время, когда в районах новостроек бродит так много одиноких женщин.
Когда мы сели с ним в мой «Фольксваген», он не выдержал и спросил, кем я работаю. Я назвала свой руководящий пост. С трудом назвала. Потому что, если его называть полностью, он звучит, как песня с припевом. После этого он долго молчал, а потом стал со мной разговаривать еще уважительнее, чем раньше. А на прощанье, перед выходом из машины, впервые за время нашего знакомства назвал меня на «вы».
– Сегодня, – сказал он, – был чудесный вечер! Спасибо вам за него, Лена...
Он, наверное, думал, что я поцелую его на прощанье. Но я не стала этого делать. Я не хотела, чтобы он думал обо мне так же, как все мужчины думают о женщинах.
С этих пор мы встречались с ним каждый день. Мой секретарь Юрий Николаевич почти ежедневно заказывал нам билеты на разные закрытые просмотры, выставки. Потом обычно заходили поужинать в какой-нибудь дорогой ресторан, в который без меня его бы ни за что не пропустили. А потом я отвозила его каждый раз домой и, хотя видела, что он влюбляется в меня с каждым днем все больше и больше, лишнего себе никогда не позволяла. Да и зачем? Мне приятно было, что я открываю человеку какие-то другие стороны жизни, которые ему с его зарплатой и отсутствием знакомств были бы еще долго недоступными.
Через месяц я почувствовала за него ответственность! Случилось это однажды вечером. Он сказал мне после ужина с фаршированной уткой, что жизни больше без меня не представляет. Что утка отличная и что, если я его брошу, он выбросится из моего же окна... Я чуть не заплакала от этих слов. Но сдержалась и не стала терять своей мужественной женственности, которая так волшебно всегда действует на мужчин. И просто предложила ему остаться у меня. Он позвонил родителям, сказал, чтобы они не волновались – он у друга. Играет в шахматы. А утром... Утром я встала, пока он еще спал, сходила на рынок, купила цветов и, когда он проснулся, сделала ему предложение. Оказывается, он уже давно ждал этого момента. В этот же вечер мы поехали к нему домой, знакомиться с его родителями.
Родители, видимо, уже знали обо мне, потому что напекли пирогов. Мама надела выходное платье, а отец вышел к столу с орденом. Когда я увидела, что они вчетвером с маленькой сестренкой живут в двухкомнатной квартирке, похожей на два спаренных лифта, один из которых грузовой, другой – пассажирский, я сразу предложила им улучшить их жилищные условия, и они полюбили меня не меньше их сына.
Я никогда не думала, что в семейной жизни я буду такой счастливой.
Раньше, до него, у меня было все: квартира, библиотека, радиоаппаратура, даже портрет работы Глазунова. Но не хватало главного – заботы о мужчине! И я часто скучала по вечерам. Теперь у меня нет ни секунды свободного времени! Вообще, что в современных мужчинах замечательно, так это то, что заботы о них бесконечны. И пускай не говорят, что в них не осталось ничего мужского. Неправда. В нем осталось. Например, он ничего не умеет делать. Как-то я попросила его вбить гвоздь. Так он начал его вбивать шляпкой в стенку. И что удивительно, вбил! Это было так трогательно, что я сняла его со стола и расцеловала, а он чуть не заплакал, так я над ним смеялась. А как приятно делать ему подарки к празднику! Подолгу стоит он перед зеркалом, когда я покупаю ему новый костюм! А потом мы идем с ним в компанию, где все подруги завидуют мне: какой он у меня хорошенький, миленький и умеет молчать, когда женщины разговаривают, что тоже является признаком ума у мужчины.
Единственно, что плохо, – недавно меня выдвинули на повышение и у меня стало очень мало свободного времени. Он все чаще стал обижаться на меня из-за того, что по вечерам я задерживаюсь на собраниях, в министерствах. Он ревнует, капризничает... И я его понимаю. Это от одиночества. В наше время мужчине трудно найти себе занятие. Тем более что он человек интеллигентный, телевизор смотреть не любит. Так что, думаю, куплю ему собачку.
Ребенка заводить рано. Он не сможет быть кормящим отцом, а у меня времени нет. Я все-таки возглавляю единственный институт в стране по изучению падения рождаемости. Под моим руководством столько ученых работает, светил... А никак не можем выяснить, почему она все падает и падает. Для меня сейчас это – главная проблема. Государственная! Поэтому точно решила: куплю ему собачку.
Приговор
Журналист Бодягин проснулся в своей зажиточной квартире от мысли, что больше не в силах видеть творящиеся вокруг безобразия. Всю свою журналистскую жизнь он посвятил борьбе с ними: разоблачал, критиковал, можно сказать – клеймил! А что толку? Повсюду разгораются войны. Национализм стал успешным бизнесом. Люди не понимают этого, в своей массе они тупы и агрессивны. Армия безграмотна и бессильна. Народ – невежественный и безмолвный. Все надеются на доброго дядю и невиданного царя-батюшку. Страна напоминает откупоренную бутылку с прокисшим содержимым: пена, пена, пена... Вертикали власти разрушены. Указы расплываются по горизонтали, как в проруби. На один закон всегда найдется другой, его исключающий. Нефть кончается. Леса больны. Погода агонизирует. Земной шар уже не знает, в какую сторону ему вращаться от взбесившейся непогоды. В сентябре – снег с градом. Под Новый год – гроза и Дед Мороз под зонтиком. В еде – нитраты. На участке клубнику съели грачи. Деньги дешевеют быстрее, чем их зарабатываешь. Зарплаты стали выдавать настолько крупными купюрами, что кассирша на работе кричит: «Для получения аванса спаривайтесь по трое!» В районе повысилась радиоактивность. Долго не могли понять, от чего. Оказалось, кто-то в доме напротив завез на балкон землю для цветов со своей дачи. Сын тянется к рокерам. Дочь ищет спонсора. У жены – аллергия на тополиный пух. Кот обгрыз мебель. У Ленина в Мавзолее до сих пор растут ногти. Этажом выше соседи-алкоголики по ночам падают на пол вместе с мебелью! Разве таким представлял себе Бодягин светлое будущее, за которое боролся? Но главное его разочарование – люди. Они, именно они не оправдали его надежд. Гордость уступила место спеси, благородство – высокомерию, сочувствие – жалости, чувства – комплексам, любовь – партнерству... Вместо стихов «Я помню чудное мгновенье...» теперь брошюра «Как вступить в половую связь с женщиной, не обидев ее». О классиках забыли. Писатели рвутся в депутаты, артисты торгуют полезными ископаемыми. Герои кинофильмов – восторженные циники. Журналисты перестали писать о вечном. Статьи – сиюминутны, эфемерны. Континентальные мысли уступили место островным, мотыльковым. Как быть? Где взять силы, чтобы бороться за светлое будущее? В крови обнаружили уйму холестерина. Голова роняет листву, чувствуя приближающуюся осень. Подходя к зеркалу, хочется достать дистанционное управление и выключить изображение. На днях в автобусе обозвали «интеллигентом». Обиделся Бодягин на свое отечество и понял, что выход у него один: уезжать!
На Западе – цивилизация! Культура! Там нет соседей-алкоголиков, капризного тополиного пуха... Люди приветливы и улыбчивы... Ради них стоит работать, писать о вечном. Там будут печатать его статьи, и никто не унизит «ученым», не обзовет «шибко грамотным»...
Журналист эмигрантской газеты Бодягин проснулся на своем западном чердаке и понял, что больше так существовать не может. Уже пять лет он работал на Западе, критиковал политиков, клеймил налоги, высмеивал обывателя. А что толку? Обыватель даже не понял, что его высмеивают. Налоги по-прежнему агрессивны. Из большой политики улыбчивую массу интересует только одно: чем президент лечит насморк. Сам президент полуграмотный: во время поездки по Латинской Америке попросил, чтобы ему переводили, потому что он плохо понимает латинский язык. Обыватель оказался еще тупее отечественного. На кухне не с кем поговорить о вечном, всхлипнуть о настоящем за стаканчиком свежего самогона. В гостях никто не угостит ни щедрым пирогом, ни славным анекдотом. Чувство юмора у всех ниже пояса. На развлекательных программах смеются только дети и немцы. В еде – добавки. Хлеб не пахнет детством. В магазинах нет простой селедки. Колбаса – полиэтиленовая. Искусственные курицы несут искусственные яйца. У жены – аллергия на негров. Разве о такой жизни на Западе мечтал Бодягин? Женщины не умеют готовить суп! Жена купила новое платье – никто даже не спросил, где достала. Что за жизнь? Сам Бодягин стал злым. Каждый день, проходя мимо рекламных витрин взбесившихся товарами супермаркетов, радостно причитает про себя: «Ага! Понавыпускали товаров, а продать не можете!» Да и как тут не стать злым, когда по ночам под окнами то и дело проносится «Скорая помощь» с воплем кенгуру, которому сверлят зубы отечественной бормашиной?! Если бы Бодягин знал, что на Западе так воют по ночам «Скорые помощи», он сразу бы уехал на Восток. Но главное разочарование – это люди. Повсюду – интеллигентный обман, культурная зависть, обаятельное предательство, улыбчивая безнадежность. Ей-богу, куда добрее искреннее хамство родины, чем деланые улыбки роботов чужбины. Как быть? Скоро уж муха на голову без тормозов не сядет, а что сделано в жизни? Как успеть принести пользу оглохшему от собственного чванства человечеству, если его статьи печатают в том только случае, когда он делится гонораром с редактором? Разозлился Бодягин на цивилизацию больше, чем на отечество, и понял, что выход остался один: на родину! В монастырь! В одиночество кельи, где нет визга сирен, суеты мирской, где скромная, неразвращающая еда. И молитвы, молитвы, молитвы – за извечно грешное человечество.