– Мне кажется, мы где-то встречались. Так неудобно, я забыл ваше имя. Не поможете вспомнить?
Его голос, сравнимый с соусом из горячего шоколада поверх лучшего карамельного мороженого, мог заставить сердце любой глупой девицы забиться от восторга. Он говорил с более сильным, чем обычно, американским акцентом, вряд ли это удивительно. Акцент или, можно сказать, намек на него лишь добавляли обаяния.
Что она может? О, и это лучшее, что он мог придумать?
Она почувствовала себя почти оскорбленной.
Неужели знаменитый Роб Бересфорд не нашел лучшего способа познакомиться? Или он сегодня не в форме? Да, что-то с ним сегодня не так. Может, меньше высокомерия? Неудивительно. Явно умеет работать на публику, если верить прессе.
– О, пожалуйста. Неужели эта фраза все еще работает?
Роб удивленно поднял брови, сексуальная улыбка, призванная размораживать замороженные продукты с двадцати шагов, потухла, словно кто-то выкрутил лампочку.
– Иногда. Но теперь я еще больше заинтригован. Снимите груз с моей души. Мы не встречались раньше?
– Возможно. – Она взмахнула ресницами и повернулась к холсту. – Никак не ожидала встретить вас в художественной галерее. Вы сменили сферу деятельности? Или, может быть, хотите встретить девушку другого типа? Говорят, нынче музеи и галереи очень популярны только в определенных кругах. Признавайтесь, откуда вы знаете работы Адель Форрестер? Вы ее поклонник. Я права?
Она слышала, как он коротко вздохнул.
– Может, и поклонник. Есть идея. Я, кажется, вас заинтересовал, а вы заинтересовали меня. Что, если я отвечу на ваш вопрос. А вы ответите на мой? Простой обмен. Вопрос за вопрос. Что скажете? Заключим сделку?
Лотти подняла брови, покосилась на него:
– А я могу доверять вам, вы сдержите слово?
– Обижаете. Вполне можете довериться. Только один раз. Обещаю, что не буду задавать личных вопросов. Честное скаутское.
– Вы никогда не были скаутом!
– Две недели на острове Райт, обгорел и научился разжигать костры. Я отлично все помню. Вы не ответили на мой первый вопрос.
Лотти почувствовала подлинный интерес под его напряженным взглядом.
Может, потратить несколько минут на разговор с ним? На равных? Притвориться, что они никогда не встречались? Для разнообразия. Не все же время разговаривать с Йеном о фонде и рекламном альбоме, которыми она занята в последнее время. Было бы даже забавно посмотреть, как он будет ломать голову над тем, где и когда они встречались.
– Ладно, – непринужденно ответила она.
– Ладно? Точно?
– Это все, чего вы от меня добьетесь. Получите, что хотели. И я буду первой. Мой вопрос. Помните его?
– Конечно. Да. Я знаю Адель Форрестер и, да, я ее большой поклонник. Люблю все, что она когда-либо выставляла, и еще больше – что осталось невыставленным. Удовлетворены? Хорошо. Теперь моя очередь спросить. Потому что, на какую бы газету вы ни работали, они выбрали прекрасную кандидатуру вести раздел о развлечениях. Итак. Какое имя я должен искать под обзором выставки Форрестер?
Лотти чуть прикусила губу, чтобы не улыбнуться. А, так он думает, что она одна из искусствоведов. Отлично. Она будет действовать инкогнито. Это забавно.
– Шарлотта. Можете называть меня Чарли. Я откликаюсь на оба имени.
– Чарли, – тихо повторил он, два раза моргнул и покачал головой. – Художественного критика зовут Чарли. Я должен был догадаться о чем-то в этом роде.
Волосы упали на лицо, он привычным, отработанным жестом отбросил их назад, хмыкнул и засмеялся во весь голос:
– Спасибо. Так мне и надо. А у Чарли есть фамилия?
Терпение. Она не собиралась позволять этому высокомерному типу выиграть в маленькой игре. Ее фамилия сразу же завершит ее.
– Вы нетерпеливы. Это уже новый вопрос. Теперь моя очередь. – Лотти повернула голову к холсту и вытянула губы.
Он достаточно повидал критиков в галерее у мамы, чтобы вполне достойно играть роль в течение нескольких минут.
– Это очень интересное произведение, отличается от других картин выставки. Большинство пейзажей написаны яркими красками, а портреты просто выпрыгивают из рам, они ужасны. Но эта более… – Лотти поводила рукой по воздуху, пытаясь найти определение, и не могла.
– Интроспективна? – подсказал Роб. – Это вы пытались сказать? Краски выражают настроение Адель. У каждого художника своя манера и свой характер. Темнота заставляет свет сиять еще ярче. Не находите? – С этими словами он повернулся и улыбнулся ей тепло и с подлинным чувством, осветившим его лицо от нежного изгиба полных губ до легких морщинок в уголках глаз.