– Митяй, здорово! – услышал я и обернулся.
Коля, брат Серого, проталкивался ко мне сквозь толпу.
– Ну че, повоюем?
– Митяй? – переспросил офицер.
– Митяй, друган мой, – дружелюбно улыбнулся Коля усатому, обнимая меня за шею своей огромной мускулистой ручищей.
– А где Гурген Гаспарян? – не понял военный. – Это вы что же, по чужой повестке пришли, что ли?
Коля отстранился и обеспокоенно заглянул мне в глаза:
– Так ты че, вместо армяшки?..
Я метнул на него уничтожающий взгляд.
– Гражданин, – обратился ко мне офицер. Маска дружелюбия сползала с его лица, – паспорт предъявите, будьте любезны.
Я начал рыться в рюкзаке, делая вид, что ищу его.
– Кажется, дома забыл, – пробормотал я.
– Вы уж поищите потщательней. Явка по чужой повестке карается законом, – со значением произнес военный.
Я закивал и снова запустил дрожащие руки в сумку.
– Митяй, помочь? – шептал мне Коля.
– Отвали, – шептал я ему в ответ, отодвигаясь в сторону, как бы для того, чтобы не мешать вновь подходящим добровольцам.
Дождавшись момента, когда военный отвлечется на новичка, я вскинул рюкзак на плечо и бросился бежать.
Толпа за спиной загалдела. Я мчался что есть мочи по улицам, сворачивая на мелкие переулки, петляя и путая за собой следы, как бывалый преступник. У меня не хватило духу оглянуться, но вскоре стало понятно, что погони нет. И все же я не мог остановиться. В боку кололо, пересохший воздух драл горло наждачкой, хотелось пить. Я чуть сбавил ход и, пробегая по Центральной площади, вдруг увидел машину Гурикова отца. Я кинулся к ней. Передняя дверь распахнулась, из нее вылетел Гурик и побежал мне навстречу. Мы обнялись.
– Слава богу, – сказал он. – Мы за тобой приехали.
С водительского сиденья вылез дядя Сурен и наблюдал за нами, уткнув руки в боки, чуть заметно улыбаясь в усы.
– Ну и влетело мне из-за тебя вечером, – говорил Гурик, пока мы шли к машине. – Брат Серого вчера увидел в списках добровольцев мою фамилию, и их отец пришел к моему. Был допрос, меня практически пытали… Пришлось все рассказать. Приехали на вокзал – тебя не нашли и вот город прочесываем.
– Залезай, боец, – дядя Сурен насмешливо потрепал меня по затылку. – Дембель твой наступил.
Мы расселись по местам, Гурик вперед, я – на заднее сиденье. Машина тронулась.
Когда мы выехали на шоссе, растянувшееся вдоль железной дороги, нас обогнал поезд, идущий на Сахалин.
– Спасибо, – сказал я, – спасибо вам, – и увидел в зеркале заднего вида улыбающиеся глаза Гурикова отца.
Анна Златковская
Девочка-слон
Людочка была всегда неуклюжая. Куда бы ни шла, чтобы ни делала – все падало, разбивалось, расходилось по швам, отламывалось и крошилось. Крестной маме Людочка одним движением пухленькой ручки сорвала золотую цепочку с шеи – крестная так расстроилась, что швырнула Людочку на диван, хорошо хоть не на пол, завизжала: «Что ты наделала?!» – и выскочила из комнаты в кухню, где мама возилась с чаем. Людочка не поняла ее слов, ей всего-то было полтора года, а цепочка золотилась и змеилась в руках – это было так красиво.
Крестная обиделась, и мама злилась – шлепнула по рукам и отобрала цепочку. Мама всегда злилась на Людочку за весь этот ее нескладный характер и беспокойность. Мама любила, чтобы во всем был порядок.
– Порядок, Люда, превыше всего, – говорила она ей, когда девочка застилала кровать или чистила зубы.
Вещи обязаны стоять ровно, как солдаты в строю. Зубная паста – лежать слева на полке колпачком к стене. Щетка – в стаканчике. Покрывало на старой тахте – покоиться гладко, как небесное полотно, и не дай бог уголок подушки выглянет из-под него, словно кусочек облака. Майки, трусы, носки – по цветам, сложенные пополам. Колготки – в правом ящике тонкими длинными рейками.
Люда старалась быть аккуратной, но выходило все равно плохо. Если с вещами в шкафу она кое-как разбиралась, то с окружающим миром подружиться не получалось. Люде всегда казалось, будто она живет в стеклянном домике, с такими же хрупкими предметами, которые при ее появлении тут же ломались, мялись под натиском ее ручек и ножек. Прошла мимо комода – а чашка из бабушкиного сервиза летит вслед, словно умоляя взять ее на руки. Люда не понимала, как же она умудрилась ее задеть. «Как?» – этот вопрос будут задавать ей всегда, и ответ будет 0вылетать спутанным объяснением, что она случайно и совсем не хотела разбить. Вещи сами прыгали на нее и отталкивались с острым неизбежным звуком разрушения.