– Пап, – сказала я, – ты это. Не звони мне больше и не пиши. Я не хочу с тобой общаться.
Родителей теряют по-разному.
…Я вернулась домой, и Лёвка спросил меня:
– Ну что?
– Все, – сказала я, – все.
Лёвка не верил:
– Ты каждый раз говоришь, что все, Марь.
Он имеет право не верить: бывало, я по телефону посылала отца прямо при нем.
– Нет, – ответила я, – теперь точно все.
Потому что в этот раз я не посылала.
*
На следующий день я спустилась в пахнущий спиртом и смородиной осенний двор и за час выкурила пачку сигарет. Я курила впервые за четыре года: бросила, как только переехала к Лёвке жить. Сейчас, за эти три недели, я выкурила, наверное, сотню пачек: возводила стену дыма между тем днем и собой сегодняшней. А еще – между собой и предстоящими днями. Сквозь дым я видела, что меня ждет.
Прозрение.
Треснуло что-то, что раньше одновременно перекрывало мне вид, но и защищало. Теперь защиты не предвидится. Один за одним начнут проступать картинки, которые сознание тщательно заштриховывало. И писало поверх фразы, которые спасали глупостью и пошлостью своей. Например, что виновата сама.
Штукатурка сыпалась.
2
В Петрозаводск я приехала повидать друга Веника, а заодно – сходить на фестиваль «Кислород» в шестидесяти километрах. А если честно – перезагрузиться. В меня вселилось перекати-поле – я села в поезд.
Посреди ночи возникла голова какого-то дядьки.
– Девушка! Девушка, золотая! Вы бы матрас постелили!
– Постелила бы, – ответила я.
Под головой у меня лежал рюкзак, в ногах – сложенное пальто.
– Девушка, – через пару минут голова снова появилась из-за ярко-синей полки. Как пародия на солнце и океан. – У вас пилочки не будет? Девушка, золотая!
– А вам зачем?
Дядька залез в карман рубашки и достал какую-то металлоконструкцию. Она оказалась «нокией» без заднего корпуса.
– Да симку вынуть. Поковырять надо.
Для наглядности он от души ковырнул пальцем воздух. Я достала пальто и накрылась им с головой.
*
Веник встретил меня, как всегда, колючей бородой и богатырским объятием.
– Как сам?
– Нормас.
– Ленка?
– Ну.
– Все так же?
– Ага.
– Дебил.
Он не изменился: все так же любит жену и гуляет направо и налево. Но меня он никогда не клеил, и за это я его люблю. И, пожалуй, еще за то, что жена в неведении.
Я остановилась не у них, а в хостеле: дважды в неделю стою на ресепшене и живу бесплатно.
На фестивале я нашла вегетарианскую палатку. Люди подходят, нюхают, морщатся и уходят.
– А с тофу есть бутерброды? – спрашиваю парня за стойкой.
– Кончились.
– Плохо, – говорю и зависаю: как-то невежливо прозвучало.
– Печально, – подсказывает парень.
Мы смеемся.
Он продает мне соевый бургер и долго бегает за сдачей.
– Я с Москвы, – говорю и показываю кавычки.
– Я сам «с Москвы», – он тоже показывает кавычки, – в Пэтэзэ только полгода как.
В десять вечера я иду вдоль кордонов. Он меня догоняет.
– Приходите к нам в «Траву»!
Пока загружались в автобус, пошел дождь.
– Меня тут клеил один малолетка, – говорю, – хотя и знал, что у меня муж есть. Люди дебилы.
– Да, есть такое, – соглашается Юра, – дебилы.
Сам он когда-то был в браке, а теперь от брака осталась не замененная вовремя лампочка и печаль в выпуклых Юриных глазах.
– Я для себя понял, – говорит он, – если мужчина и женщина расходятся, то это не хорошо и не плохо, это нормально.
– Тебе лет-то сколько? – смеюсь. Мужчина и женщина, тоже мне.
– Не помню. Двадцать девять, что ли.
Слово за слово, шутка за шутку мы идем в кафе, только не в «Траву» – то уже закрылось, а куда-то, где до одиннадцати. Договорили не обо всем.
Кафе утыкано ретрофотками, букинистикой и зелеными салфетками с надписью «Хочешь познакомиться – положи себе на стол». Бармен здоровается с Юрой за руку.
– Видишь девушку на фотографии? – говорит Юра. – Она похожа на мою бывшую супругу. Я как увидел, глаза протер. А потом смотрю – у нее грудь голая!
Я отодвигаю пленочный фотик, лежащий перед фотографией в стратегическом месте.
– И правда. У моей подруги похожая.
– Что похожая?!
– Фотокамера.
Я беру двойной черный кофе и прошу Юру не обращать на меня внимания: он что-то говорил про «мужской желудок», а в меня ничего не лезет. От переизбытка впечатлений я почти парю над скамейкой.
– Я раньше много автостопом ездил, – рассказывает Юра. – Всю Россию объездил. Выходишь, бывает, один на трассу, да в зиму, да в одно лицо. Возвращаешься во-от с такой бородой – и сразу как процессор поменяли.