- Постарайся вспомнить, ты не слышал, где прятался Николай целую неделю, у кого?
- Ага. Принимается. Кто-то вроде мне трепал… - Витька задумчиво поскрёб мокрую от пота щеку. - Сейчас законтачит, - пообещал он. - Только конец найдём. Кто же это мне трепал?.. Кольку видел… А-а, Гришка! Ну точно! - Витька обрадованно посмотрел на Виталия. - В каком-то доме он его увидел, в окне. Он ему махнул, чтоб вышел. А тот спрятался. Гришки испугался. У них счёты были. А потом какая-то старуха занавеску задёрнула.
- Где ж это было?
- Это Гришка знает. У него спрашивайте. Только псих он сильнейший. Упрётся - палкой не выбьешь.
- Больной?
- Не. Злости в нём много. Его все ребята опасаются.
- Откуда же столько злости?
- В детдоме его ребята дразнили. Сам говорил. Он по ночам постель мочил. Ну, нервная болезнь такая была. Вот его и изводили.
- А родителей он знал?
- Знал. Его отобрали. Алкоголики они оба. Уже в ящик сыграли. - Витька махнул рукой и с внезапной злостью добавил: - Вот Гришка, тот обрадуется, что Николая убили, точно!
- Ну да?
- Ага. Это гад последний. Вот его бы заместо Николая - в самый раз было бы.
Виталий только покачал головой, но спорить не стал.
Оба некоторое время молчали. Потом Виталий, вздохнув, сказал:
- Ладно, Витёк. Спасибо тебе. Буду дальше копать. Ну а ты поправляйся. Тебе ещё долго жить. И запомни: погиб твой дружок из-за собственной дурости. Пошёл не по той дороге и не с теми людьми. Вот тебе урок.
- Принимается, - угрюмо кивнул Витька и отёр грязной ладонью со лба обильно выступивший пот. - Всю проводку менять надо. Что ж я, чурка, по-вашему, не понимаю? Николая жалко. Всё. Не вернёшь теперь. А Гришку вы прижмите. Авось пролает чего надо.
Спустя час в тот же небольшой сумрачный кабинетик привели Гришку.
Ничего хорошего не ждал Виталий от предстоящего разговора. Рассчитывать на этого парня, видимо, не приходилось, Тут надо было действовать совсем по-другому. Если только окажется верной характеристика, которую дал Витька… Это следовало сразу же проверить.
Гришка был невысок, широк в плечах, с длинными мускулистыми руками. Голова у него была непропорционально крупная, неправильная, с оттопыренными ушами; маленькие, чёрные глаза глубоко запали и смотрели угрюмо, враждебно, и как-то становилось не по себе от этого взгляда. Короткие глянцево-чёрные волосы казались приклеенными. На Гришке была красная рубашка с закатанными рукавами и узкие старые брюки на кривых ногах.
- Рассказывай, - сухо предложил Виталий. - С чего драка началась, чем кончилась.
- Сто раз рассказывал.
- Давай сто первый. Авось что-нибудь новое добавишь.
- Нечего мне добавлять. Думал, отвязались уже.
- А всё помнишь?
- Может, чего и забыл.
- Кончилась она тем, что все разбежались, - сказал Виталий. - Кроме одного, которого ты…
- Не я!
- Ты, Гриша.
- Говорю, не я!
Лицо его потемнело, задёргались уголки рта.
- Может, ты скажешь, что Николай? - усмехнулся Виталий.
- Скажу!
- Сказать можно. Тем более что Николая на суде не будет.
- Так дерьмово работаете, - скривил губы Гришка.
- Выходит, хорошо запрятался. Остальных-то нашли.
- Знаем, как запрятался!
- Он тебе, выходит, доложил?
- Он меня как увидит, трясётся, сука.
- Ну и не свисти тогда, что чего-то знаешь. Докладывать он тебе, выходит, не станет. Ты лучше на него с себя не перетягивай.
- Выйду - всё равно придушу, - закусил губу Гришка.
- Не скоро выйдешь.
- Убегу.
- Ещё того хуже.
- Всё равно убегу. Пусть хуже. Зато дотянусь.
- Нет. Его уже у той старухи не будет.
Гришка насторожённо и чуть озадаченно посмотрел на Виталия, потом вдруг злобно ощерился:
- Знаете? И не берёте? Может, он, сука, всех нас и заложил? - Гришка хохотнул. - Трепанул, начальник. Сам его там небось и спрятал, а?
- Где это «там»? - недовольно спросил Виталий таким тоном, словно хотел лишь проверить, знает ли сам Гришка тот адрес.
- Знаю, где там. На Гоголевской.
- Ну, - усмехнулся Виталий не очень уверенно и даже слегка встревоженно. - А дальше что?
- А дальше… - Гришка впился в него смеющимися глазами и медленно, с издёвкой сказал: - Красный домик… Номер семь, что ли… во дворе… второй этаж… третье окно от угла… Вот где твоя старуха. Всё в цвет, начальник, а?..
Виталий неопределённо пожал плечами.
А дальше уже не составляло труда выяснить, что за старуха живёт по адресу, который указал Гришка. Ею оказалась мать директора меховой фабрики Михаила Прокофьевича Пивоварова.
Круг замкнулся.
Открытие, к которому пришли работники уголовного розыска, совпало с другим.
Эдик Албанян обнаружил среди материалов местного БХСС два сигнала с меховой фабрики, казавшиеся в отрыве от других данных вовсе не заслуживающими внимания, даже клеветническими. Но этими другими данными теперь были, очевидно, преступные московские связи директора, а также возможная причастность его к убийству Николая Павлова!
После длительного совещания с местными товарищами и разговора по телефону с Цветковым было решено продолжить начатую в Москве игру с учётом, естественно, некоторых новых обстоятельств.
И вот на следующий день развязный и лукавый техник московского телефонного узла, оказавшийся здесь в служебной командировке, позвонил утром Михаилу Прокофьевичу на работу и загадочно, но весьма твёрдо сказал ему:
- Из Москвы вам привет и письмо привёз. Разрешите явиться.
- От кого? - не очень дружелюбно спросил Михаил Прокофьевич.
- От знакомого вашего, Губина Бориса Ивановича, - может, помните? Без ноги как-никак человек, и возраст соответствующий.
- А вы кто такой? - продолжал осторожничать Михаил Прокофьевич, которому не понравился развязный тон молодого человека, так неожиданно и неприятно свалившегося вдруг на его голову.
- Я вам, уважаемый товарищ, всё это доложу, и даже ещё больше, когда увидимся и вы прочтёте письмецо, - строго сказал Виталий. - Телефон для этого не приспособлен, это я вам как специалист говорю.
- Ну хорошо, - не без внутренней борьбы согласился наконец Михаил Прокофьевич. - Запомните адрес. Жду вас ровно в три.
И он, к удивлению Виталия, продиктовал ему уже знакомый адрес на Гоголевской.
Видимо, по этому адресу Михаил Прокофьевич проводил всякого рода конфиденциальные и деловые встречи, когда требовалась особая осторожность и конспирация. Да и Николая он там скрывал весьма успешно. В условиях города отдельная квартира вполне обеспечивала в случае необходимости скрытность и безопасность.
Вообще с появлением отдельных квартир, которые всё, больше становились нормой жизни каждой семьи, - истинное счастье, конечно, для большинства людей - изменился как бы общественный климат, распались многие, чаще всего вынужденные связи, исчезла этакая бытовая распахнутость, обнажённость. Жизнь людей целиком или во многом укрылась в стенах собственной квартиры. И это весьма отрадное обстоятельство, позволившее людям наконец освободиться от нервного стресса коммуналок, неожиданно и серьёзно осложнило работу милиции. Теперь узнать или что-то проверить в подозрительной, а то и очевидно преступной деятельности того или иного прохвоста стало вдруг намного труднее, чем раньше. Однако люди стали гораздо свободнее и легче вступать в разговор, откликаться на просьбу о помощи, стали спокойнее, доброжелательнее и общительнее. Это объяснялось, конечно, многими переменами, но и наличие отдельных квартир было тоже здесь не последней причиной.
Обо всём этом и размышлял Виталий, направляясь на свидание с Пивоваровым. В данном случае наличие у его матери отдельной квартиры оборачивалось своей отрицательной стороной. Что-либо узнать и проверить о встречах здесь и неких временных жильцах представлялось весьма затруднительным.
Михаил Прокофьевич сам открыл дверь неожиданному гостю. Старуха даже не выглянула из своей комнатки.
Виталий увидел перед собой невысокого полного человека с седоватыми бачками и глубокими залысинами на лбу. Чёрные живые глаза из-под припухших век зорко оглядели гостя, на мясистом, в грубых складках лице не дрогнул ни один мускул. «Вовсе не дурак», - подумал Виталий.