- Связи выявлены?
- Кое-какие.
- Махно?
- И он. Он-то всюду следит, - махнул рукой Туркевич.
- А Директор?
- Это серьёзнее уже. Кличка встречается, человек - нет. Ни по одному нашему делу не проходил. Видимо, здесь, в городе, не действует.
- Гастролёр?
- Скорей всего.
- Да, скорее всего, - задумчиво подтвердил Игорь.
Туркевич осторожно заметил:
- Через Терентия можно, я думаю, выйти на него.
- Сначала надо на самого Терентия выйти и войти к нему в доверие, а это, сами говорите, непросто.
- Это точно.
- И времени требует, - вздохнул Игорь. - А у меня его, считайте, и вовсе нет.
- Всё равно бросать нельзя, - убеждённо возразил Туркевич, и в голосе его прозвучали какие-то сильные, твёрдые, незнакомые Игорю нотки. - Раз такая удача подвалила, что на Терентия вышли. Только тут каждый шаг надо продумать тщательно, - продолжал Туркевич. - Каждый свой шаг. Конкретная задача у вас какая?
- Увидеть часы и шкатулку.
- И если они с вашей кражи, то что дальше?
- Дальше через Ткачука постараться выйти на всю группу. Один он эту кражу не мог совершить. И ещё корешок в Москве остался. Кто-то им там дал подвод под ту квартиру.
- Ясно. Наша просьба: в любом случае выявить какие-то его связи, Терентия этого. И особо пощупать насчёт Директора. Очень неясная фигура.
- Буду помнить. Как Заморин и Кикоев, установили?
- Нет таких в городе.
- Ого! Неужто они по чужим паспортам в Москве проживали?
- Возможно. Разини и в Москве есть, - едва усмехнулся Туркевич.
- Разини есть всюду, - хмуро возразил Откаленко. - Возможно, они у вас кантуются без прописки, - и продолжил: - Давайте уточним всё же мою легенду. Я буду излагать, а вы под неё копайте. Она пока весьма условная.
И вот постепенно, в спорах, сомнениях, поисках, воспоминаниях и озарениях, начала складываться некая новая жизнь, которую должен был намертво запомнить Игорь. Впрочем, для него это была не новая работа. Как и для капитана Туркевича, кстати сказать.
Наконец Туркевич вздохнул и, аккуратно загасив в пепельнице очередную сигарету, заявил, откидываясь от стола:
- Ну тебя к чёрту. Обалдели мы с тобой уже. И кажись, всё, что можно, придумали. Так?
- Пожалуй, - неуверенно согласился Откаленко.
- Не пожалуй, а точно. И не сомневайся. Сейчас двигай в гостиницу, ложись и не вставай, пока гости не явятся. Полный отдых, договорились?
- Да, - с силой потягиваясь, кивнул Откаленко. - Лишь бы пришли.
Они простились. Первым ушёл Откаленко. Как уходить из таких квартир, он знал.
Было уже около пяти, когда Игорь появился в гостинице. Он прошёл к себе в номер и повалился на кровать. По его расчётам, гости если и заявятся, то не раньше как часа через три, когда начнёт хоть немного темнеть.
Игорь прикрыл глаза. Здорово, однако, он устал. Сейчас только это почувствовал. И, оказывается, болела голова. Лежать с закрытыми глазами было удивительно приятно.
В окно медленно заползали жиденькие сумерки.
Он задремал окончательно и уже не видел, как тускнели, серели медные, жаркие полосы на потолке и стенах, как серыми сумерками заполнялась комната и в потемневшем небе начали возникать тонкие жёлтые иголочки первых звёзд.
Внезапный стук разбудил Игоря. Он открыл глаза, приподнялся на локте, зевнул и прислушался. Стук повторился уже настойчивей. Игорь вздохнул, крепко провёл ладонью по лицу и нехотя сполз с постели.
- Сейчас!.. - ворчливо крикнул он, направляясь к двери.
Щёлкнул замок, дверь распахнулась. На пороге стоял Ткачук.
- Дрых? - весело спросил он, входя и по-хозяйски оглядывая комнату. - А ну давай на выход с вещами. Ждут нас.
- Можно и без вещей, - проворчал Игорь, шнуруя ботинки.
- Можно. Но хрусты чтоб были. Велено так, понял?
Игорь выпрямился, вразвалочку подошёл к слегка оробевшему Ткачуку, крепко взял его за ворот рубахи и, притянув к себе, угрожающе процедил сквозь зубы:
- Запомни, бобик, мне велеть нельзя. Будешь в Москве, спроси про Чёрного.
- Отпусти… - полузадушенно прохрипел Ткачук и, когда Игорь с силой оттолкнул его от себя, добавил, потирая шею: - Ты, зараза, легче, понял? А то…
- Ну, что «а то»?
- А то… пожалуюсь.
- Ха! На меня, чтоб ты знал, жаловаться можно только господу богу и митрополиту. А к ним побежишь - от них не вернёшься. Усёк?
- Найдётся кому ещё пожаловаться, - сердито сказал Ткачук. - Ну, пошли, что ли? Говорю ж тебе, ждут.
- Терентий?
- А кто ж ещё? Даже интерес проявил. Кто да откуда? А я почём знаю, откуда ты.
- Что ж ты ему сказал?
- Сказал, в гостинице познакомились. Свой, мол, парень.
- А как познакомились, помнишь?
- Откуда мне помнить? Пьяные все были. Я так ему сказал.
- Он про это тоже, выходит, спросил?
- Ага. Спросил.
- Ладно. Потопали. Сам всё скажу.
Игорь направился к двери.
- А ты чего же пустой идёшь? - в спину ему недовольно спросил Ткачук.
- Я что сказал? - с угрозой ответил Игорь, приоткрыв дверь. - Пошли.
И Ткачук покорно последовал за ним.
Всю дорогу они шли молча. Ткачук выказывал свою обиду и дулся. Игорь размышлял. Что-то не понравился ему внезапный интерес Терентия к его персоне. Всё так же молча свернули в узкую, полутёмную и пустую улочку, мимо которой они уже один раз прошли. Игорь, остановившись, демонстративно прочёл на углу её название. После этого они зашли в большой, уже совсем тёмный, без единого фонаря, двор. В дальнем конце двора оказался двухэтажный бревенчатый дом, второй этаж которого был опоясан галереей, куда выходили двери квартир или, может быть, отдельных комнат.
По скрипучей, какой-то трухлявой лестнице они поднялись на второй этаж, вышли на галерею, и Ткачук деликатно постучал в одну из дверей. Игорь постарался запомнить и её, тем более что ждать пришлось довольно долго, пока за дверью послышались шаги.
- Кто там? - спросил чей-то мужской голос, как показалось Игорю, довольно молодой и энергичный.
- Свои, - ответил явно не специальным отзывом Ткачук. - Это я, Терентий Прокофьевич.
- Жди, - донеслось из-за двери, и шаги удалились.
- Чудит старик, - проворчал, словно ни к кому не обращаясь, Ткачук.
«Что-то пошёл прятать, - подумал Откаленко. - Возможно, ещё кто-то ждёт».
Но вот шаги послышались снова, звякнули замки, и дверь отворилась. В тесном тамбуре-передней, заставленном какими-то ящиками и свёртками, стоял высокий, мускулистый человек лет пятидесяти, седые волосы красиво лежали вокруг полного загорелого лица. На нём была зелёная рубашка с короткими рукавами и светлые, модные, вельветовые джинсы с широким кожаным ремнём. Расстёгнутый ворот рубахи открывал крепкую, без морщин шею. Зоркие тёмные глаза под седыми бровями и твёрдая линия рта выдавали ум и характер. Имя совершенно не вязалось с внешностью этого человека, имя тянуло к какой-то кондовой старине.
- Заходите, ребятки, - добродушно, как-то даже по-простецки, как давних знакомых, пригласил Терентий Прокофьевич и открыл другую дверь, уже в комнату. - Прошу.
Голос его звучал сильно и уверенно.
Да, с таким Терентием Прокофьевичем встретиться Игорь не ожидал. Задача осложнялась.
Комната оказалась большой, просторной, с деревянным, из досок, потолком, как на даче, с большим, во всю стену, красивым, дорогим ковром, с картинами на других стенах и низкой широкой тахтой. Напротив стоял огромный, в полстены, старинный буфет, с замысловатыми пристройками, башенками, выпуклыми дверцами, цветными стёклышками, чем-то напоминавший средневековый замок. Возле тахты стоял круглый, под красной бархатной скатертью, стол и возле два тяжелых старинных кресла.
Все трое не спеша закурили, и Ткачук, не выдержав скрытого напряжения этой сцены, суетливо и угодливо сообщил:
- Вот это Чёрный, Терентий Прокофьевич, про которого я вам толковал. Из Москвы.
- Вижу, - кивнул тот и, обращаясь к Игорю, вежливо спросил: - С чем пожаловали?
Игорь, хмурясь, исподлобья огляделся, потом остановил взгляд на хозяине и, презрительно усмехнувшись, процедил: