Я не очень люблю, когда новой книге предшествует реклама, в которой издательство возвещает о новом «литературном событии». Но с текстом на суперобложке книги «Вечерний свет» я согласен беспрекословно: это литературное событие.
Только совсем не хочу соглашаться с самим Стефаном Хермлином, который сказал мне однажды: «Между прочим, я тут набросал несколько небольших вещиц, о которых я тебе уже говорил. Выйдут в издательстве «Реклам». Книжка опять совсем тонюсенькой получилась».
Верно здесь то, что книга вышла в издательстве «Реклам». Но ничего похожего на «тонюсенькую книжку» и «вещицы» в «Вечернем свете» нет! Да и говорил-то он разве что намеками — теперь же мне открылся целый мир.
Когда речь заходит о возрасте немолодого человека, особенно на юбилеях, принято выражать удивленное недоумение.
Я отказываюсь поддерживать сей обычай и заявляю: Стефан Хермлин гораздо старше своих лет. По-другому просто и быть не может.
Как иначе объяснить то спокойствие, с которым он относится к смене мод и их законодателей? Он не может не быть старше своих лет, иначе как объяснить ту несокрушимую твердость, с которой он выступает против всего, что он считает неправым? Как иначе возможны были бы такая добросердечность и такой скепсис? В противном случае он был бы совсем другим.
Он не был бы способен на это грустное сочувствие и этот мрачноватый, с сумасшедшинкой юмор. А прежде всего он не был бы способен сказать те слова, которые сложились во всех языках, под всеми зорями и в беспросветном мраке каждой ночи.
Мне кажется, он был свидетелем и очевидцем всех тех времен, когда нашу землю пересчитывали и взвешивали, кромсали и вылечивали. Иначе он не объясним.
Со Стефаном Хермлином мы дружим около трех десятков лет, и меня всегда удивляет, что находятся люди, которым это кажется удивительным. Будто друзья непременно должны быть похожими на велосипедный тандем или подходить друг другу, как в бобслейной двойке. Будто для дружбы недостаточно взаимной симпатии, уважения, поддержки — и критики, когда она нужна. Будто дружба и полная гармония — это одно и то же.
Конечно, согласия в дружбе больше, чем противоречий, но присутствует в ней и то, и другое. Дружба продолжается, пока продолжается взаимопонимание. А со Стефаном Хермлином оно очень даже возможно.
И еще одно хочу сказать обязательно, ибо направлено это будет против некоторых заблуждений и предрассудков: Стефан Хермлин не только замечательный рассказчик, он еще удивительно умеет слушать. Он бывает страшно резким, об этом говорят многие, но ему же присуща редкая чуткость. В драке он жесток, это правда, но то, что я знаю о подлинном милосердии, я узнал от него.
Каждому врагу я желаю такого врага, как он. И каждому другу я желаю такого друга.
Герман Кант
ВЕЧЕРНИЙ СВЕТ
Если глядеть на дороги в вечернем свете, можно увидеть, что они ведут домой.
Перевод Г. Ратгауза
© Verlag Reclam Philipp jun., Leipzig, 1979
Русский перевод © «Иностранная литература» 1982.
Два гобоя и один oboe da caccia[1] на фоне струнных и continuo[2] вступают с темой, которую, начиная с двадцать четвертого такта, хор повторяет гомофонно[3]. От лесов повеяло прохладой. Как быстро кончился день! Спустились сумерки, в их складках таится глубокая тьма. Кто-то задаст вопрос, но ответа не будет, а если ответят, то прозвучат новые вопросы. Начиная с alla breve[4], хор, все ускоряя темп, поет фугу. Потом альт берет все более низкие, протяженные звуки. В темноте гаснут лица, и приметы труда, и светлые краски улиц; ни одно окно не светится, не видно ни соседнего дома, ни селений. Струнные описывают крест: «Соль, ре, си-бемоль, фа-диез»{1}. Останься с нами».
«Кто любит радостно бродить, — пели мы, — пойдет навстречу солнцу». Солнце стояло высоко над восточным хребтом, когда мы шли по мосту через Инн. На мосту, как раз посреди широкой, бесконечно длинной долины, я на минуту замер, не слыша возгласов учителей. Там, в глубине, в серо-зеленой воде, я видел стаи форелей, а вдали к югу — замыкавшую долину гору Ла Марнья{2}, которую считал своей и никогда не забывал. «А над нами — широкий небесный простор»{3}, каким же тихим тогда было небо, его еще не отметил реактивный след, оно влекло мой взгляд вверх, за дальнюю гору, потом бросало его из бездны в бездну, ибо бездна была не только подо мной, в воде, она окружала меня со всех сторон, она звалась еще и тишиной, и нигде она не была глубже, чем в той синеве надо мной, куда я взлетал, куда я падал. Мой взгляд искал, как всегда, облака, которые странствовали, как и я, точно такие же, как за тысячу лет до меня и через тысячу лет после, и, как я горестно чувствовал, такие непостоянные, возвещавшие мне о том, что этот миг никогда уже больше не повторится.
2
Continuo или basso continuo
3
В унисон. Весь этот отрывок представляет собой поэтическую интерпретацию Шестой кантаты И. С. Баха, написанной на евангельский текст: «Останься с нами, ибо день уже склонился к вечеру».