— Дэниел, я, видимо, откажусь от работы.
— Что? — переспросил он не своим голосом. — Ты шутишь?
Тяжело вздохнув, Эмма принялась громко пересказывать условия завещания Мэгги, особенно напирая на те пункты, где говорилось о том, что она должна прожить в доме год, прежде чем получит право его продать.
— Ну, тогда, конечно, тебе лучше остаться, — поспешно согласился Дэниел. — В конце концов, это тоже шанс для… ну… для тебя. С такими деньгами не пропадешь.
Эмма перевела взгляд на Брента, который уже не притворялся, что весь поглощен работой, и внимательно прислушивался к ее словам. Интересно, что он думает? Наверное, ей лучше этого не знать.
— Ты прав, но деньги не…
— Еще не твои? — перебил ее Дэниел. — Это, конечно, плохо. Но, в сущности, если подумать, не так уж страшно. Год пролетит незаметно, а потом ты сможешь уехать куда захочешь.
У Эммы бешено заколотилось сердце. Она почувствовала неладное. Дэниел, как всегда, говорил спокойно и доверительно, но что-то в его голосе появилось такое, что насторожило ее. Тем не менее она не могла сейчас ничего ему объяснить. Не говорить же, в самом деле, о братьях и сестрах в присутствии постороннего.
— У меня еще есть время подумать, — неуверенно начала она и вдруг поймала себя на том, что вновь перебирает в уме все те положительные качества Дэниела, за которые она любила его, словно старалась убедить себя в этом. Он несомненно красив и честолюбив, к тому же они во многом схожи, например, в своей любви к живописи и музыке. Правда, он слишком большое значение придает деньгам, однако это вполне понятно, ведь его растила одна мать и в доме не было особого достатка. Все, чего он добился, он добился сам.
Эмма вспомнила, как три года назад, в Париже, познакомила его с Мэгги. Мэгги тогда только и сказала, что он весьма честолюбив. Эмма немного расстроилась, что бабушка ограничилась столь лаконичным замечанием, но потом подумала, что у Мэгги еще будет время узнать его получше и полюбить.
— Ладно, я отключаюсь, — сказал Дэниел. — Эти международные разговоры ужасно дорого стоят. Оставайся и как следует заботься о кошках. Не упускай такую возможность.
— Хорошо, дорогой, — проговорила она, не задумываясь о смысле сказанных ею слов, и посмотрела на Брента, который не сводил с нее любопытных глаз.
Она положила трубку и мысленно уже приготовилась отвечать на неизбежные вопросы, хотя вовсе не обязана была этого делать. Эмма нервно провела рукой по волосам и отвела взгляд.
— Это был важный разговор? — спросил Брент.
— Да. Дэниел Кендол… Он мой друг, — неуверенно проговорила она.
— Похоже, больше чем друг. Вы собираетесь за него замуж? Держу пари, он не меньше вас заинтересован в деньгах Мэгги. Я прав?
Эмма вспыхнула.
— Послушайте, Форрест! Вы не имеете права осуждать меня.
Она встала и с трудом начала подниматься по лестнице. Голова у нее закружилась и в глазах потемнело…
Эмма пришла в себя от едкого запаха нашатыря и закашлялась. Открыв глаза, она увидела Брента, склонившегося над ней и совавшего ей в нос флакон.
На какой-то момент Эмме даже пришло на ум, что он хочет воспользоваться ее беспомощностью. К счастью, она быстро взяла себя в руки, отогнав эти абсурдные мысли.
— Хватит, — прошептала она, отстраняясь и вытирая рукой выступившие от резкого запаха нашатыря слезы. — Уже прошло.
Брент отодвинулся, все еще держа флакон наготове и не отводя от Эммы раздраженного взгляда.
— Надо же так напугать человека! Почему женщины не носят с собой нюхательную соль, как сто лет назад? — спросил он машинально. — Мне пришлось бегать за этим пузырьком к себе.
Он помахал флаконом, отчего Эмма едва не закашлялась.
— Брент, — с трудом проговорила она, — уберите эту гадость, пока я не задохнулась.
— Вовремя сказано. — Он поспешно спрятал флакон.
У него был такой обеспокоенный вид, что Эмма не могла не улыбнуться.
— Откройте глаза пошире, мне надо видеть ваши зрачки.
— Ничего особенного. У меня просто лихорадка.
— Откройте!
Она знала, что спорить с ним бесполезно, он все равно настоит на своем, поэтому, ничего не говоря, подчинилась. Он склонился над ней с озабоченным видом.
Проверив зрачки, Брент коснулся рукой ее носа, и Эмма возмутилась.
— Это у собак щупают нос, а у людей — щеки.
— Знаю. Не забыли, что у меня питомник? — хрипло проговорил он. — Вам давно стало плохо?
— Еще ночью. Дикая головная боль…
— Думаете, грипп?
— Нет. Похоже на малярию.
— Малярия? Вы шутите!
— Нет. В Сенегале почти все болеют ею. Я тоже болела. Мне пришлось жить не на территории посольства. Я всего-навсего секретарша, поэтому снимала маленькую квартирку в Дакаре. К тому же мне часто приходилось уезжать из Дакара…