Выбрать главу

- Он не видит меня и, наверное, не услышит, - произнес Лухан. Я кивнула ему.

- Я знаю, - отец недоумевающее покосился туда, куда поглядывала я. Для него там было пустое пространство.

- С кем ты? Что ты делаешь? – сузились его глаза.

- Пап, это трудно объяснить словами… пожалуйста, подожди до ночи, ладно? Ты увидишь, что будет, когда…

- Пошли домой, а? – протянул мне руку отец, но его выражение говорило о том, что меня пытаются умиротворить, а не понять. Я подобрала руки к груди, сжав пальцы. – Дочь, пошли отсюда, хорошо? Всё в порядке. Мама переживает дома и ждет нас.

- Папа, не говори со мной, как с ненормальной! Я понимаю, о чем ты подумал, увидев, как я говорю с невидимкой, но… - умалчивать и дальше смысла не было. Никакая ложь не оправдает вертящейся перед зеркалом девчонки, тараторящей непонятные вещи и собирающейся обвенчаться с привидением, которое кроме неё никто не видит. – Здесь Лухан… просто ты его не видишь… я объясню тебе, только выслушай…

- Хорошо, хорошо, ты расскажешь всё дома, договорились? – озираясь по сторонам и водя взором напрасно: стены и полоток, обшарпанные, с остаточными следами былой роскоши и чьего-то богатства, вот всё, что он мог наблюдать, отец заискивающе манил меня, но интонация чуть погрубела. – Лухан, как ты сказала, может пойти с нами…

- Не может! – оборвала его я, теряя терпение. Он даже не пытается услышать! Он принимает всё за мои фантазии, за больное воображение. – Папа, Лухан живет здесь и не может покинуть особняка…

- Не надо, не пытайся объяснить, - сказал возлюбленный, подойдя к отцу впритык и заходив вокруг него. – Он не поверит… он не чувствует… видишь? Я для него ничто, - рванув вперед, Лухан проскочил насквозь мужчины, но тот даже не шелохнулся. – Ничто… - С испугом и дрожью, я проследила за этой сценой.

- Дочка, мы поговорим о том, кто тут живет и том, почему ты здесь, дома, ладно? Уйдём отсюда.

- Я не пойду с тобой, - что-то подсказывало, что отец сделает всё, чтобы никогда не пустить меня сюда больше.

- Ты что, решила уйти из дома? – насторожился родитель, ещё на балл строже произнося слова.

- Я… если бы вы с мамой не полезли в мои дела, я бы никуда не уходила…

- Мы забудем об инциденте, договорились? Просто тебе нужно немножко больше уделять время учебе.

- Я буду хорошо учиться, обещаю, - попыталась я расслабиться. Лухан скептично хмыкнул:

- Сейчас он скажет, что тебе нужно немного отдохнуть…

- Ты немного отдохнешь, и всё устаканится, - повторил прогноз парня отец. Я напряглась, сглотнув слюну.

- Я никуда не пойду отсюда, если не буду уверенна, что ты меня станешь пускать сюда.

- Если тебе это будет нужно… но разве до прогулок сейчас? Мы же только что решили, что учеба…

- Никогда он тебя сюда больше не пустит, - обозлился Лухан, нервно закружив позади него, и заговорив поверх. – Мы всё это уже проходили! Он из тех, кто вечно разлучает нас… если наши судьбы не меняются из века в век, то потому, что не меняются люди, которые нас окружают! Они – причина наших расставаний! Потому что даже мы с тобой готовы измениться, сделать, что угодно ради воссоединения, но эти – не изменятся никогда! Такова природа большинства людей: не верить, не чувствовать, не понимать других, не видеть дальше собственного носа!

- Я не верю тебе! – попятилась я от отца, заметив, что он осторожно подходит ко мне.

- Почему? Дочка, что с тобой? Ты хоть помнишь, кто мы с мамой такие?

- Папа, я не безумная! – крикнула я, пытаясь разрушить его непроходимое неведение, которое он и не собирался сдвинуть в сторону. – Это ты не слышишь меня, а не я!

- Не безумная! – не выдержал и он уговаривать меня. Его характер был слишком взрывной для сдержанности. – Ты забыла о школе и обо всем, бегая в пустой дом, где рядишься в рваные простыни, представляя себя невестой и разговаривая с кем-то несуществующим! И ты называешь себя здравомыслящей?!

- Он не несуществующий! – топнула я, посмотрев на Лухана. Отец двинулся ко мне, зажав в угол и я, не сумев выскользнуть, была поймана им за запястье. – Отпусти меня! Лухан не выдумка! Я не сумасшедшая! Папа!

- Я не говорю, что ты сумасшедшая! – немного притих отец, когда я оказалась в его власти. Он потянул меня на выход. Я упиралась пятками, но по гладкому полу было тщетно. – Просто тебе нужно быть немного меньше фантазеркой. У всех подростков бывают свои причуды…

- Отпустите её! – бросился Лухан навстречу, но пролетел насквозь. – Отпустите! – развернувшись и ринувшись снова, он раз за разом проходил через отца и меня, ничего не в силах сделать и изменить.

- Лухан, пожалуйста! – тихо начала плакать я. – Ты ничего не сможешь! Попробуй сыграть! Пожалуйста, сыграй нашу музыку! – ощущая неловкость, будто столкнулся с каким-то полтергейстом, отец быстрее потащил меня вон.

- Прекрати разговаривать сама с собой! – гаркнул он, спеша удалиться из особняка. Возлюбленный вмиг подлетел к роялю и сосредоточился над ним, начиная плакать, как и я, от бессилия. Он был мужчиной, он был моим защитником, но не смог даже вступить в борьбу с отцом. Я слышала, как воет его душа, не в силах сосредоточиться разрываемая эмоциями и чувствами. Молча, что-то кричало, какой-то звук исходил от него, умоляя ворвавшегося в нашу обитель мужчину оставить меня ему. Но слышала это глухое рыдание только я. Отец обхватил меня за плечи и стал спускаться со мной по лестнице. Крича и вырываясь, я пыталась вернуться назад.

- Лухан! Лухан! – надрывалась я, но силы были не равными. Отец только убеждался в том, что я не в себе, и я пыталась успокоиться и прекратить свою истерику, но слишком боялась, что это последнее моё посещение особняка.

Когда мы уже были на пороге, я услышала первые ноты мелодии, отдаленно доносившейся со второго этажа. На миг, отец что-то услышал, мне показалось, что сейчас он образумится и остановится, но, тряхнув головой, словно стряхивая с себя заклятье, посмотрел через плечо, приняв расходящийся звук за ветер и его пение в опустевших помещениях.

- Ничего, ничего, дочка, с тобой всё будет хорошо, - вытолкал он меня за порог и, дико закричав от ярости и немощности, я ощутила внутри какой-то надрыв и потеряла сознание.

* * *

Когда я пришла в себя, то была в своей комнате. Переваривая произошедшее, я бы предпочла некоторое время побыть одна, но родители вскоре зашли ко мне. Сначала со мной попыталась говорить мама, но едва только я стала повторять то, что пыталась донести до отца, я поняла, что и она принимает точку зрения своего мужа, что их ребенок тронулся умом. Стоило им выйти, я поднялась и, бродя по спальне, убедилась, что все мои книги о привидениях, реинкарнации и мистике они унесли. Скорее всего, вернули в библиотеку. Интернет они отключили, наверное, считая, что это лучшее средство вернуть меня в реальность, если я перестану сталкиваться с тем, что возбуждает моё воображение, то я приду в себя. Да и вообще, они готовы были поверить в то, что меня загипнотизировали через компьютер, сведя с ума, только не в то, что где-то неподалеку существует страдающее одинокое существо, которое могу видеть и слышать только я. Все люди считают реальным только то, во что верят сами. Мама верила в Бога, никогда его не видев, потому что ей так хотелось, или так было принято, но поверить в Лухана было выше её достоинства, потому что общество бы с ней не согласилось и, в первую очередь, её супруг. С этого дня они всё меньше становились моими родителями, приобретая черты посторонних людей, которых попросили приглядеть за мной в этой жизни, чтобы я не нарушила свою карму, не смогла её исправить. Лухан всё верно сказал, какая разница пытаться нам и делать что-то, когда обстоятельства против, а они состоят из тысяч и миллионов людей, серой массы, никогда не испытывавшей любви, не встречавшейся с ней, даже, порой, не задумывавшейся о ней, как и о других чудесах, с которыми не сталкивались. А любовь – это настоящее чудо, разве нет? Во все временна людям первостепеннее было найти пропитание, хорошо устроиться, заслужить признание, получить должность, много денег, приблизиться к власти, а тех романтиков, что интересовались лишь любовью и счастьем, осуждали, придавали анафеме, казнили, унижали, втаптывали в грязь, называя дураками и пустыми мечтателями. Прожив столько жизней и сейчас очень подробно их вспомнив, я поняла, что вокруг нас с Луханом попадались единицы таких же, как мы, и чаще всего они ничего не могли сделать, потому что, руководствуясь такими же ценностями, как и мы – духовными, высокими чувствами, они не добивались ничего в жизни, ни богатства, ни титула, ни авторитетности. Они желали мира, любви и покоя, и уничтожались, как мы, стремящимися к материальным целям, чью картину жизни мы портили тем, чего они не могли понять и почувствовать. Мы были наглядными образцами того, чего не дано низким, пошлым и слабым людишкам, коих большинство. Мы относились к ним с жалостью, равнодушием или дружеским расположением, а они к нам с завистью, ненавистью и злобой, и ничего никогда не изменит этой ситуации, потому что, как нищий кошельком завидует богатому, так нищий душой завидует любящему, насмехаясь и пытаясь доказать своё превосходство. «Какая любовь? Разве ей наешься? – говорят они. – Главное деньги, а для этого нужны образование, работа, связи…». Так ешьте же, учитесь и работайте. Без любви, без счастья и взаимопонимания, раз быть сытым обладателем бездушного хлама – ваша конечная цель. Моя судьба, моя с Луханом судьба доказала, что ничего из этого с собой не возьмешь ни в смерть, ни в следующую жизнь, а любовь и вечную привязанность не погубит ни одна форма умирания. Жуйте свои богатства под могильными плитами, если сумеете, а блаженным даруется вечная жизнь… через любые страдания и потрясения, она сделается сказкой, но не со счастливым финалом, а вовсе без него. Она станет вечностью счастливой любви. Мои странные рассуждения, прорвавшиеся будто из всех моих существований, а не из головы семнадцатилетней девчонки, немного успокоили меня. После того, как я коснулась Лухана сегодня утром, я знала, что справедливость есть. Не всем хватает терпения, чтобы её дождаться, но я пообещала себе, что ради Лухана, не ради себя, я добьюсь того, к чему мы так долго шли.