Солдаты смотрят и маршируют только внеред и думают они только о том, что впереди. Команды «Назад шагом марш!» не существует.
Воспоминания мучительны. Начало 1938 года, Вена. Гимназист Виссе, последний семестр. Он — высоко вымахавший, живой парень, без комплексов, веселый. Жизнь прекрасна. Мать души в нем не чает, и судьба подарила ему способность легко вызывать симпатию и благосклонность.
Все то, что прячется в глубине его чувств и побуждений, он скрывает от назойливого любопытства чужих.
Пливье замечает, что хотя бы побудил молодого человека задуматься, вспомнить, и хочет ускорить этот процесс, заставить его размышлять.
— Из какой вы среды, каковы были ваши жизненные обстоятельства?
Из среды чиновничества довольно высокого уровня. Стиль жизни и сословное сознание — все строго по предписанию. Поколения, служившие государству, без философствований или сверхтщеславных мечтаний, в самоограничении шли по надежному предписанному пути, рассчитывая лишь на достижимые высоты.
Ничего этого молодой капитан не сообщает Пливье.
— Вы были национал-социалистом?
Виссе продолжает молчать, только отрицательно покачивает головой.
Как говаривал дядюшка, чьи взгляды весьма высоко ценились в семейном кругу: «Национал-социализм — это для тех, у кого нет корней, а традиции семьи Виссе пока тверды, как крепость; он для тех, кто сбился с пути, а у членов семьи Виссе путь обозначен раз и навсегда. Он для авантюристов и фанатиков, для тех, у кого ни силы, ни власти, для парвеню, которые любой ценой хотят приобрести влияние. Он мог бы подходить для мечтателей и фантазеров, если бы чувство прекрасного не было так замутнено…
Национал-социализм слишком криклив и назойлив, он неприемлем, и ему не место в обществе, он не для зрелых людей, это движение для подростков, которым надо излить свой телячий восторг!»
Тем самым все было решено.
Семья молодого Виссе, а значит, и он были в том лагере, в котором не поддерживали Гитлера.
Пливье не торопит молодого капитана.
Его следующие вопросы — редкие по тону и формулировкам:
— Что заставило вас преодолеть свое нежелание и сопротивление и стать солдатом Гитлера?
Я пошел добровольцем, кандидатом в офицеры в немецкий вермахт, а не в СА или СС.
Наличие партийного билета и поведение в партийном духе вовсе не были рекомендацией для вступления в вермахт…
— Может быть, вас привлекли хорошие профессиональные перспективы, возможность продвижения по службе?
Это был путь с помощью способностей и собственных усилий добиться оправдания своего существования и найти признание.
— Ваше сопротивление против нацизма было вызвано чисто внешними влияниями или также внутренними чувствами и инстинктом?
Там, где они нарушали человеческие права, человеческое достоинство и приличие, я испытывал к ним неприязнь!
— Действовала ли на вас, человека молодого и способного восторгаться, их фразеология?
Фразеология? Молодежь легковерна и нуждается в высоких ценностях и образцах для подражания!
— Что подготовило ваше внутреннее изменение — осуществление велико-германской мечты, восторженный немецкий дух, внушенный вашими учителями?
Так было и с большинством моих однокашников. Многие учителя думали и чувствовали в велико-германском духе и воспитывали доверенную им молодежь в этом смысле.
Мне даже угрожали и подвергли аресту за то, что я не был душой и телом предан Гитлеру.
— Признавали ли вы, несмотря на протест и некоторое несогласие, цели Гитлера и моральное оправдание его дел — исправить причиненную немецкому народу несправедливость и вступиться за справедливое в своей основе дело?
Это признавали даже англичане, французы и американцы. Национал-социализм был вынут из купели союзниками в Версале, и его основателем является Клемансо, а не Гитлер!
— Вас привлекла просто солдатская профессия или вы хотели стать немецким офицером?
Поскольку я вступил в немецкую армию, я стал немецким офицером.
Пливье еще пережидает сколько-то времени, наблюдая, как действуют его вопросы на молодого капитана.
— Мои вопросы и ваши ответы не будут протоколироваться, как положено, и вам это не принесет никаких неприятностей!
Я знаю, тот факт, что я говорю по-немецки, не означает для вас, что я тоже чувствую себя немцем.
— Я пережил Сталинград с совсем другой стороны… Я хочу написать об этом книгу… по-немецки и для немцев!