— К нам только что приходил Дед Мороз! — желчно вырывается у него. Куновски и радист смотрят друг на друга, но никто не берет еду. Тут Виссе выходит из подвала.
Через некоторое время он слышит голос Кремера и его разъяренный крик, когда он поднимается по лестнице.
— Проклятые свиньи! Все, господин капитан, они все сожрали!
— Ивану тоже дали? — Да!
Он возвращается с Кремером в подвал. Радист положил голову на руки и ревет, как мальчишка.
— Я не знал, господин капитан!
— Я говорю, да воздаст ему Бог! — Куновски вытирает рот.
Иван тихо и благодарно улыбается.
— Почему это с батареи не звонят? Ведь они же наверняка все заметили! — Виссе крутит диск аппарата, а он вращается вхолостую. Иван без слов поднимается, чтобы выйти и починить линию.
Он перебирается через пролом в стене и проходит через пустые внутри руины дома и пробитые стены, словно через пустые дворы. Через десять минут он возвращается.
— Не могу пройти, господин капитан. Меньше сотни метров отсюда, танки! Русские, справа и слева засели в домах! В воронке торчит танк!
— Выходите на связь, Куновски! Я посмотрю, смогу ли выбить пару выстрелов!
— И, прежде всего, что-нибудь пожрать! Радист крутит диск и вдруг ловит громкий голос русского радиста, он повторяет одни и те же слова.
— Он тоже ищет связь, — говорит радист.
— Переходите на прием! — приказывает Виссе. — Может быть, мы что-нибудь услышим от него!
— Может быть, господин капитан, потому что это, похоже, совсем недалеко!
— Давай, Иван, послушай, чего им надо! Иван надевает наушники и слушает, пять — десять минут, а потом говорит:
— Да, это русские! Танки совсем рядом; то, о чем я говорил, это командный танк. Русский капитан говорит, что они застряли в воронке. Левая гусеница порвалась. Удерживает позицию с двенадцатью солдатами. Запрашивает подкрепление, говорит, когда стемнеет, выбьет немцев. Более сильной атаки не выдержит! Он считает, что мы отрезаны!
— Сюда разносчики еды не дойдут!
— Вы что, думаете только о жратве, Куновски!
— Так точно, господин капитан!
— Мы должны справиться с русскими до наступления темноты, пока они не получили подкрепления! И времени у нас не так уж много! — Виссе смотрит на часы. — Час дня! Через полтора часа начнет темнеть!
Радист уже установил связь с батареей. Фурман звонит оттуда. Гольц отказывает. Командир полка разрешает четыре выстрела на крайний случай.
— Куновски, этим займетесь вы!
— Так точно, господин капитан, это дело для меня!
Он берет с собой одного радиста, Ивана и четырех пехотинцев, которых выделит и пришлет майор фон Шелленберг.
Вооружение, кроме карабинов, должен предоставить пункт связи. Они берут с собой легкие автоматы, ручные гранаты, пулемет и несколько бутылок с «коктейлем Молотова». Больше, на случай атаки блиндажа пункта связи, в котором Виссе остается вдвоем с радистом, взять нельзя. Пехотинцы устанавливают боковое орудие.
Иван, который знает, где стоит танк и откуда он получил огневую поддержку, идет первым.
Виссе лежит в укрытии за грудой развалин, просматривает улицу и постоянно озабоченно смотрит на часы. Время словно остановилось. Через одиннадцать минут, наконец, раздаются резкие выстрелы. Из дома, выходящего на улицу, слышны выстрелы русского пулемета, которые скоро замолкают. Меньше, чем в ста метрах из воронки вылетают одна за другой две трассирующие очереди. Это, наверное, танк, который застрял в воронке.
Виссе слышит крики «ура!», ожесточенный шум рукопашной, автоматную очередь, два коротких взрыва. Из воронки появляется пламя и черный густой дым.
Он снова спускается в подвал. Пять минут спустя возвращается группа. Они несут раненого, кладут его в подвале на пол. Куновски докладывает:
— Танк и экипаж уничтожены ручными гранатами и бутылками с зажигательной смесью, взяты трое пленных!
Наши потери: один раненый из второй роты фон Шелленберга — прострелено легкое!
Раненому, с красной кровавой пеной изо рта, накладывают повязку.
— Где Иван? — спрашивает Виссе.
— Черт возьми, где Иван? — спрашивает Куновски и мчится вверх по улице.
Иван, спотыкаясь, идет через двор, засунув нос в мешок.
— Трофей, — сказал он.
Все стоят вокруг стола, когда Иван опустошает мешок. Словно белоснежные камни — куски сахара. Черствый черный хлеб, такой же крепкий, как и сахар. И несколько кусков просяного жмыха.
— Раньше даже лошади не жрали! — говорит Куновски и отламывает полкуска.
Во дворе, под охраной обер-ефрейтора с автоматом, погруженные тупо в самих себя, сидят трое пленных и ждут смерти. Перед ними, оттаскиваемые Куновски от входа в подвал, перед которым их засыпало, лежат трупы трех красноармейцев. Оружие, которое было отнято у Иванов, никого не интересует. Их обыскивают в поисках съедобного, и хлебные трофеи оказываются изрядными. Два куска сала, хлеб черный, клейкий и вязкий, как замазка, и махорка. Пехотинец меняет свои сапоги на валенки русского.