— Мы, наверное, в этой жизни уже не увидимся?
Виссе неловко, что у Фурмана стоят в глазах искренние слезы. Такой огромный, сильный, хороший парень. Героический баритон! Теперь его сцена в Сталинграде, а оркестром дирижирует смерть.
— Не сдавайтесь, — призывает Виссе. — Человек умер, только когда он мертв!
Виссе прощается со своими людьми и знает, что больше они никогда не увидятся.
Постовой на наблюдательном пункте наводит стереотрубу на солдата в русской форме и, на всякий случай, берет его на прицел пулемета. Судя по свежему, крепкому виду, это очень упитанный русский. Как он идет! И прямо на позицию! Похож на обер-вахмистра Куновски. И вот он машет рукой, спокойно идет через заградительный огонь, который ведет Иван.
— Быть того не может! — заикается постовой.
— То, что я не подох? — спрашивает Куновски. — И то по чистой случайности. Где капитан?
В бункер врываются товарищи обер-вахмистра.
— Как ты там у Иванов? Где Вилли и Герхард?
Куновски опускает голову, только дважды щелкает пальцами, и все понимают, что Вилли и Герхард погибли.
Виссе выпроваживает всех из бункера. Куновски жадно тянет сигарету, которую Виссе засовывает ему в рот, садится к печке и греет руки над пылающими углями.
— Вы что, наверное, сожжете здесь бункер?
— То, что от него осталось!
— Я уж видел этот сюрприз. Похоже, вам тут пришлось туговато? — Куновски говорит с каждым так, как хочет. «Мужественный и закаленный в боях солдат. Недостает чувства дистанции и почтения к начальству!» — написано в его характеристике. — Да, господин капитан, я вот пришел прямо от Иванов, с последними рекомендациями…
— Прежде чем вы все выложите, Куновски, известно ли вам, что каждый, кто приходит от русских, должен быть немедленно передан в фельджандармерию?
Куновски, который обычно никогда не медлит с ответом, бледнеет.
— И что вы собираетесь со мной делать, господин капитан?
— Мне здесь больше нечего докладывать! Капитан Шёндорфер тоже наверняка этого не сделает…
— Что, он опять командует? Если бы я знал!
— Если он последует приказу по армии, то сразу же должен арестовать вас и сообщить в фельджандармерию!
— Уж он-то приказ выполнит! За то, что я вырвался от Иванов и был таким дураком, что пробился обратно к своим? Неужели мне никто не поверит, господин капитан?
. — Будет лучше, если вы об этом никому не будете рассказывать, ясно, Куновски?
— Так точно, господин капитан! — Куновски не ожидал такого приема и сильно разочарован.
— Я не хочу, чтобы какой-нибудь военный трибунал получил возможность еще одним смертным приговором доказать свое право на существование!
— Я не сделал ничего такого, за что можно было бы наказывать, господин капитан! Я скорее заслужил поощрение! Например, бутылку шнапса и трехдневный паек!
— Тем не менее, придержите язык! Я вам верю. Мне вы можете рассказать все, это останется между нами! — Минутку, Куновски! — Виссе снимает трубку.
Звонит лейтенант из части.
— Что за смельчаки у вас тут! Приказы, отмена приказов, новые приказы! Последние новости, господин капитан! По приказу командования армии сформировать боевой отряд, который будет подчиняться майору Гольцу. Вы назначаетесь командиром наступательной роты, то есть остаетесь у нас, господин капитан!
Ну вот, как повезло!
— Майор хотел сообщить вам об этом лично, но поскольку вы не явились на инструктаж, господин капитан…
— Инструктаж? Ведь это всегда делает господин Шёндорфер! Я смотрю за делами здесь, чтобы ничего не случилось!
— Это уже случилось, господин капитан! Батарея лопнула! От целой части в боеготовности остались всего две пушки для стрельбы прямой наводкой на продвинутых позициях. Им дадут снарядов на 32 выстрела!
— И их получит капитан Шёндорфер?
— Так точно! И к ним еще десять человек солдат! Остальные пушки остаются на позициях без боеприпасов и их остаются обслуживать несколько человек, которые больны или уже слишком слабы, чтобы участвовать в боевых действиях отряда. Да! — лейтенант вздыхает. — Это похоже, конец. Остальные пушки представляют собой последний резерв полка гаубиц, который в свое время храбро сражался и не раз отличился!