А вот кучка офицеров и солдат. Они взволнованно и беспорядочно мечутся. Один длинный бегает туда и обратно к бункеру телефонистов. Они окружают его. Похоже, эти господа очень бурно совещаются, потому что вдруг бросаются врассыпную, словно стадо овец, а длинный снова бросается к бункеру телефонистов. Несколько человек бегут следом за ним.
— Хотел бы я знать, что там творится! — спрашиваю я одного приятеля. — Похоже, как будто все они ожидают самого Адольфа сюда!
— Они ждут совершенно другого, дорогой мой! Летчик, наверное, уже ругается. Не может взлететь! Ему пришлось запустить моторы три часа назад, и горючего для обратного полета маловато!
При этом вокруг такая суматоха: противотанковые, противовоздушные пушки, пулеметы; раненые, конечно, волнуются, начинают ругаться, кричать и выть.
В тот самый момент, когда машина поднимается в воздух, нет ни одного выстрела, и так тихо, как будто Сталинград затаил дыхание. Она поднимается, и русские начинают обстреливать ее, как сумасшедшие. Вокруг машины видны вспышки, разбиваются белые разрывные облачка, оставаясь в небе, которое окрашивается в фиолетовый цвет.
Они смотрят вслед «Юнкерсу-52», который уходит на запад — домой. Прощальная песнь моторов последней машины из Сталинграда. В небе над Гумраком стало тихо».
— Вы так же устали, как я, господин капитан? Добраться бы до одного из тех бункеров и хоть немного отдохнуть.
— А если Иваны помешают нашему отдыху?
— У меня сон крепкий, господин капитан. Я просто валюсь с ног от усталости! — Кремер сопит. — У меня еще полный котелок супа из шпротного порошка. Ведро тоже еще здесь, немного дров я уж где-нибудь разыщу. Было бы неплохо теплого супа, а потом…
— Вы, наверное, завтра утром удивились бы, что перед бункером все вдруг заговорили по-русски!
— Что вы, мне уже было бы все равно!
— Ваши дела плохи, унтер-офицер Кремер! Слушай, у тебя хороший слух на моторы?
Ветер изменился и с западного направления доносит вплоть до самого летного поля приглушенный гул множества моторов. Кремер прислушивается:
— Это как минимум сорок танков, а может быть, даже шестьдесят. Но не слышно лязга гусениц. Они только разогревают двигатели!
— Наверно, ты прав, но точно мы узнаем позднее, когда будем в нашем Городище, и там никакого шума моторов не будет! Мы там и переночуем!
Капитан и Кремер еле передвигают ноги.
Наступающая ночь наполнена лязгом танковых гусениц, и невозможно понять, откуда он доносится. Шум слышится со всех сторон, ничего не видно. Снова и снова толпы отставших солдат бредут в направлении Сталинграда, и среди них, с размытыми очертаниями, изрыгающие огонь колоссы танков, идущие широким фронтом на высокой скорости. Они катят по дороге и справа от нее. Они гонят перед собой отступающих солдат, стреляют из пулеметов и пушек по каждому, кто отстает или уже не может двигаться дальше.
Виссе и Кремер мчатся перед ними по дороге, оглядываются и видят: все, что оказывается у Иванов на пути, просто уничтожается. За ними засасывающий, щелкающий шум раздавливаемой под гусеницами человеческой плоти и хруст ломающихся костей.
Кремер разевает рот, пытается перевести дух, хрипя в смертельном страхе, не может издать ни звука, а потом начинает кричать, бежит зигзагами, как преследуемый заяц, мчится перед танками, пытается сойти с наезженной дороги и сразу же по пояс проваливается в снег. Виссе дергает его обратно, потому что Т-34 пропахивают и слева от дороги по метровому снегу, отбрасывают его волнами и мчатся вперед, как крейсеры на море.
Конечно, прочь отсюда — но ведь не бежать же напропалую! В долю секунды капитан оглядывается, куда бы уйти. Дорога делает мягкий поворот, и по нему опять преследуют эти Т‑34. Справа, по другую сторону дороги, спуск в балку. Добраться до нее — но слишком поздно! Капитан вынимает ручную гранату. В тридцати метрах от него первый танк, тут Виссе инстинктивно поднимает руку. Он чувствует, как его пальцы, сжимающие ручную гранату, разжимаются и она улетает, описав широкую дугу. Он слышит металлический стук удара, и она разбивается со щелчком о переднюю броню Т-34, это видно в огне прожектора. Лязг тормозящих гусениц. Град отбрасываемых осколков. Танк останавливается поперек дороги, и раздается треск, когда на него наезжает следующий танк.
Конечно, его не поцарапало, этот Т-34, но водитель затормозил от страха слишком резко. Секунды выиграны. Капитан хватает Кремера, словно ребенка, за руку, и бежит с ним через дорогу. Еще несколько шагов — и они сползают вниз по крутой стене балки. Вот уже и другие подошли, и они прижимаются к крутой стене, потому что над ними, слева и справа, вдоль краев балки катятся танки и стреляют из пулеметов и пушек по оврагу. Группами и поодиночке подходят солдаты, которые слишком слабы, чтобы бежать. Они бросаются в снег, ждут, пока подойдут танки и стреляют по водителям боевых машин, которые уже не рассчитывали на сопротивление и стоят в открытых люках башен. Летят и несколько ручных гранат и бутылок с зажигательной смесью, но все мимо, потому что те, кто их бросает, слишком слабы. Танки переезжают их, но никто не поднимает рук, чтобы сдаться.