Немецкие самоходно-артиллерийские установки, по-видимому, дивизион Нессельбарта, были замечены идущими в направлении третьего артдивизиона.
Виссе вытирает салфеткой рот, откладывает ложку и поднимается.
— Могу ли я просить господина генерала о прикомандировании ко мне кого-то из господ вашего штаба?
Кодряну молча отставляет свой суп, встает и улыбается Виссе, готовый идти с ним. С сегодняшнего утра они друзья, камрады.
Они снова едут по мосту через Червленую у Наримана, и оттуда Кремер на вездеходе немецкого штаба связи за пять минут домчал их до высоты 89.
Наступают сумерки. Никаких следов взвода, посланного отделом тыла, — лишь пятерых удается обнаружить Кодряну:
— Они, видно, с ума посходили: стоят там наверху группой как живая мишень.
Один из них показывает на противоположный холм, где уже легли сумерки. Перед ним быстро вспыхивают один за другим белые язычки пламени, и трассирующие снаряды шипят где-то чертовски близко. Прыжками Виссе взбирается на высотку, чтобы прогнать этих безумцев в укрытие.
— Вас Бог совсем разума лишил или вам жить надоело! — кричит Виссе группе, задыхаясь от быстрого бега на гору.
Выясняется, что это подполковник Нессельбарт с тремя своими офицерами и подполковник Мангезиус обсуждают положение.
— Очень прошу извинить меня, но я думал, что это люди из взвода тылового отдела штаба, которые были здесь в первой половине дня!
Нессельбарт коротко ухмыляется, но лицо его выглядит так, словно его ударили и он старается скрыть боль.
— Этот взвод я отправил домой. Они считают чистку оружия, наведение чистоты и приведение в порядок собственной одежды, а затем сон до побудки проявлением смелого поведения перед врагом! Я слышу: палят из огнестрельного оружия, подъезжаю ближе и вижу парней — просто не верится, — которые упражняются в стрельбе в цель, нацепив обрывки бумаги на лопаты. Наверное, думаю, пьяные русские отмечают победу; подъезжаю ближе, они палят из всех стволов по моей пехоте и убегают. Прежде чем послать им вслед бортовой залп, я обнаруживаю, что это, черт побери, немецкие солдаты! Их счастье, что они ни в одну цель не попали!
Капитан Руккер, самый старший и самый удачливый командир батареи у Нессельбарта, его близкий друг, погиб сегодня утром в оборонительных боях, и теперь батареей командует молодой обер-лейтенант ван дер Хокке, ровесник Виссе.
— Вон они, мои гигантские вооруженные силы, которыми я командую! — ван дер Хокке показывает на три уцелевшие самоходки, которые отвел в глубокую лощину.
Примерно в километре к северу от них, за холмом, стреляют трассирующими снарядами и слышен шум боя, который к ночи затихает.
Из орудий окруженного третьего артдивизиона не доносится больше ни выстрела. Неужели он разделил судьбу второго и тоже полностью уничтожен?
Это означало бы, что враг, используя брешь, созданную гибелью полка Попеску, добился широкого и глубокого прорыва фронта и что дивизии теперь угрожает полное уничтожение.
— Я подготовил усиленную станковыми пулеметами и гранатометами роту, чтобы сразу при наступлении ночи вызволить третий артдивизион. Я настоятельно прошу вас, господин подполковник, поддержать эту операцию своими самоходными орудиями! — взывает Мангезиус к Нессельбарту.
Он говорит на швабском диалекте фольксдойча из Баната. Он высокого роста, с седыми висками, элегантный, импонирующий человек, сорока пяти — сорока шести лет, лучший командир полка в дивизии, выпускник военной академии в Вене и в первой мировой войне был юным офицером старой австро-венгерской армии.
— У меня, к сожалению, нет ночных прицельных устройств, и в темноте я со своими самоходными установками совершенно беспомощен, — признается Нессельбарт. — Я мог бы предложить вам лишь весьма сомнительное подкрепление с помощью неприцельного орудийного обстрела. У меня сегодня уже большие потери. Завтра, с наступлением дня я готов…
— Завтра с наступлением дня дивизион погибнет и фронт будет разорван! — страстно прерывает Мангезиус подполковника Нессельбарта. Возникает напряженность между двумя офицерами, которые с первого же мгновения так отлично понимали друг друга.
Завтра к утру русские бросят в прорыв такие силы, что дивизия сама уже не сможет отбить атаку. Даже если нас поддержит соседняя 297-я пехотная дивизия, возможность успеха очень сомнительна! Наверняка, будут тяжелейшие потери. Я знаю русских! То, чего я надеюсь добиться ночью и, вероятно, добьюсь, завтра потребует страшных жертв: истекут кровью и потерпят иоражение целые полки!