22
«Цветочек в вазочке…»
Цветочек в вазочке, на блюде устрицы,
вид на Гороховую в о'кна, в «Обусе»
юбчонку мини и меня в носках до икр
да, было видно всем: расцветка «тигр»…
По тротуару человечек в шляпе с тросточкой
Ну елы — Чаплин Ч., глядит на завитОк за мочкой
твоей,
он в центре лужи замер, поднял
фалды польто
а за его спиной, на тросе дО неба,
ничей,
качает ночью мая маятник Фуко. «Клико!»,
ты цокнув, пальчиком об пальчик.
Хохо! Хохо
чем не
«Огни Большого Города Санкт-Петербурга»?!
…Все так и было, господа, был «первомая рОддом».
Весна и очень.
И симпатичный ресторанчик. Напились в осень,
среди веков,
сидели двое под столом, на маятнике
«фУков».
Он помогал дышать, держал коленки
в рУках. Кричал «аборт, аборт!»
Потом по лужам бежевым бежали. Она:
«Апорт, апорт…!». И город был
как-будто корт…
23
«Пиковая драма»
Два по двести и занюхать рукавом
встать и крикнуть — «бляди, суки, я живой!»
и со сломанным высоким каблуком
танцевать цыганку танго, под мелодь
и на щипанные пялиться две (?) брови.
Питер. Сорок первый. Лето. Подиум.
Два по двести — на спидометрах, Бог ловит
между «лево-право стереодорогой»
широко расставив, бритых, обе, ноги
Получая крышей мессера по яйцам….
Х*й, два нимба, распальцованные пальцы,
Утро, сводка «Происшествия». Похмелье…
Два по двести и занюхать руко-перьями
встать и крикнуть — «бляди, суки, я Онегин!»
И «Татьяна» стала б девой молодой
И петлею в бесконечность б юный Невский….
— Этот сон ты видел-видел, марш б… домой!
Питер. Выстрел. Сорок первый. Достоевский
в амбразуре, с замурованными пальцами!
Клон помилован, распята жизнь на фрески:
две по двести, шик, корона, клоун «Гальцев»
«Три трамвая на привале». «Шыпр». Лески
от моста до глади водной, проводами, под углами…
а на дне лежит Распутин!
А на небе — раз, «Путин»! Два — «Путин»! Три — «Путин!»
Это звезды!
Питер. Тройка. Туз. СемЕн, к Пиковой Даме!
Питер. Тройка. Туз. СемЕн, к Пиковой Даме!
Питер. Тройка. Туз. СемЕн, к Пиковой Даме!
Питер. Тройка. Туз. СемЕн, к Пиковой Даме!
…
24
«Орел и кобра»
О плаху воздух ласкает руки
и солнце точит острие топора
и кандалами вдали постукивает
она.
О куст терновый цепляет платье
и с нитью ворон летит в гнездо
уж под сандалью, на ее счастье, познАл
седло.
Упала в куст и лежит заплакав
сорвался камень с тропинки вниз
разбил висок палачу на осле — какой
каприз….
Молись и ты чтобы уж в твой выполз
стих.
А в небо, на плаху, и в мыслях ты не
тянись.
Едь на осле палачом или будь ослом — вези
палача.
Орел и кобра лишь знают в тебе — где верх
где низ.
25
«В люк голову как я…»
Ах, залив, мой залив, я люблю по кромочке,
серпантинной, наблюдая валуны об волны,
выпить молча «У Камина» хеннеси две рюмочки
козырнуть под куполок крепости кронштадской.
Ах, залив, мой залив, спой мне с криком, Градский!
Пьян от запаха морского я, да в дым, от шашлыка!
Когда девы были молоды, с опаскою любили гнать
а нынче обнимают нас их души-облака.
Летний вечер-альбинос с домиками — цацками,
обгоняя поворот, мчит машинка адско в рай,
ах залив, мой залив, на «губе» тесемочка
край от дамбы, да вдали кольцом
сеточка сачка…
Ах залив, мой залив, друг без друга — фитиш мы!
Намертво приклеилась к тебе зряшная Душа!
«А зари, нет зари!», — белой ночью пишешь, руль
отпустив и просунув в глюк, Бог,
голову, как я….