Кузнецов попутно знакомил Анатолия с рабочими, каждого называя или просто по имени — кто помоложе, или по имени-отчеству — кто постарше. Чаще, правда, обходился без отчества...
Вдруг он остановился возле токарного станка.
— Вот, полюбуйтесь! — сказал досадливо и поморщился. — Одна тысяча восемьсот девяносто шестой год. Пожалуй, старше вашего тестя?..
— Ровесники, кажется.
— А план давай, качество давай, и никого — решительно никого! — не занимает вопрос, на чем работаем и кто работает! Советую вам сразу настроить себя на то, что никакие, хоть трижды объективные, причины не имеют на территории завода хождения и активами Государственного банка не обеспечиваются. В лучшем случае, обмениваются на взыскания. Что касается меня, даже слушать не стану.
— Сурово, — сказал Анатолий, пытаясь улыбнуться и чувствуя неприятную растерянность. А сам подумал: «Вдруг не справлюсь?.. Нет, не надо было соглашаться...» Но и не согласиться не посмел, когда директор, к которому привел его Захар Михалыч, даже не предложил, как можно было бы ожидать, а вроде поставил в известность о давно принятом решении: «Пойдете в инструментальный начальником заготовительного участка. Это у них самое узкое место».
— Заглянем-ка сюда, — позвал Кузнецов, открывая дверь в маленькое застекленное помещение.
Там у стола сидела молодая, лет двадцати пяти, женщина. Рядом стоял мужчина в синей спецовке и что-то яростно доказывал, тыча пальцем в расстеленный на столе чертеж.
— Отдохните, — сказал Кузнецов, обращаясь к ним. — Потом доспорите. Прошу знакомиться, товарищи. Это новый начальник заготовительного участка Анатолий Модестович Антипов... Вас, Зинаида Алексеевна, прошу учесть: он женат. К тому же — это на всякий случай — на дочери Антипова, который из кузнечного...
Женщина несколько жеманно передернула плечами и холодно, без интереса посмотрела на Анатолия.
— Артамонова.
Мужчина тоже представился:
— Орлов Иван Иванович. Или Ван Ваныч, как вам больше понравится.
— Начальник станочного участка, — уточнил Кузнецов. — Именно с ним вам придется больше всего воевать. Он будет нападать, давить, а вы, естественно, обороняться... Как правило, я поддерживаю нападающую сторону.
— Ясно, — принимая шутливый тон Кузнецова, сказал Анатолий. — Выходит, двое на одного?.. Обычно это не принято.
— Почему двое? Вот Зинаида Алексеевна еще. Она начальник нашего техбюро. Пока в единственном числе. И начальник, и все бюро в целом. С ней необходимо наладить дружественные контакты, но ухо советую держать востро: женщина она весьма принципиальная... мужественная и, между прочим, очень опасная для мужского пола.
— Вы наговорите, Николай Григорьевич! — Артамонова вспыхнула. — А человек подумает обо мне бог знает что.
— Зачем думать, если он увидит собственными глазами? Ладно, продолжайте спорить, не будем мешать. А что, собственно, у вас? — Он низко склонился над столом.
— Зинаида Алексеевна настаивает, чтобы здесь... — Ван Ваныч провел по чертежу пальцем, — чтобы фаски снять, но это же лишняя работа!
— Работа, Иван Иванович, не бывает лишней, — спокойно, с достоинством возразила Артамонова. — Хватит уже на войну списывать. Всякая вещь красива и полезна не только своей целесообразностью.
— Вы меня когда-нибудь убьете! — берясь за голову, сказал Ван Ваныч.
— Вообще права Зинаида Алексеевна, — выпрямляясь, подвел итог Кузнецов. — Но в данном случае можно и поступиться. Дави, Орлов. А мы, Анатолий Модестович, двинемся дальше, по второму, так сказать, кругу.
Заготовительный участок занимал цеховую пристройку. Было здесь тоже тесно, а беспорядка больше, чем везде. К тому же и холодно. Стружка и опилки у циркулярной пилы не прибраны, заготовки разбросаны где и как попало. Того и гляди, наступишь и споткнешься.
Пол выложен деревянной брусчаткой, залит машинным маслом. Стекла в окнах повыбиты, ворота — нараспашку, потому что их не закрыть, и ветер привольно разгуливал по помещению.
Рабочих никого не видно. Только в дальнем углу, у окна, копошился разметчик.
Неуютная, безрадостная картина...
— Вот и ваше хозяйство, — сказал Кузнецов, обводя рукой вокруг. — Хозяйство не из выдающихся, прямо скажем. Развалено фундаментально, основательно, так что работенки вам хватит с избытком. Впрочем, всем хватает. Бывший начальник участка недавно умер. Блокаду пережил, а теперь умер... Нелепость! Или нам кажется, что раз блокада кончилась, то и смертей не будет?.. Жизнь, жизнь... Она существует, пока существует смерть... — Он вздохнул коротко. — Мастера, их у вас двое, слабенькие, еле-еле тянут. Хорошо еще, что умеют выписать наряды. Но других предложить не могу. А вот и один из них появился!
К ним спешила девушка лет двадцати, не старше.
— Здравствуйте, Николай Григорьевич! — еще издали закричала она. И с интересом посмотрела на Анатолия.
— Добрый день, Зоенька. Прошу любить и жаловать: твой непосредственный начальник, Анатолий Модестович. Подробности и прочее обсудите без меня, прошу извинить, некогда. — Он развел руками, как бы сожалея, что не имеет возможности задержаться.
И ушел.
— Меня зовут Зоя. Иногда Зоя Васильевна...
— Анатолий.
— Так неудобно, вы начальник. Но у вас смешное отчество — Модестович! Никогда не слыхала... — Она смутилась. — Показать вам участок?
— Если не трудно.
Зоя добросовестно исполняла роль гида. Провела Анатолия по всем закоулкам — видимым и скрытым, познакомила с рабочими — кого удалось найти, которые действительно были сплошь мальчишками, не доросшими до призывного возраста, и девчонками, тонюсенькими и звонкими, как на подбор...
— Детский сад, Анатолий Модестович, — комментировала Зоя, не замечая, должно быть, что сама недалеко ушла. И жаловалась: — Сил моих больше нет. Лучше бы отпустили обратно к станку. Я ведь токарь. Никто меня не слушается, каждый делает, что взбредет в голову, и еще издеваются...
— Как это издеваются? — удивился Анатолий. Он чувствовал себя неловко, препаршиво.
— Фамилия у меня... Тараканова...
— Фамилия как фамилия, — сказал Анатолий, сдерживаясь, чтобы не улыбнуться. На тонких сухих ножках, большеглазая, с длинными, загнутыми кверху ресницами и в наглухо застегнутом — под самый подбородок — халате, Зоя и впрямь чем-то походила на таракана.
— Особенно этот Гошка Мотяев, — продолжала она, — настоящий баламут, бандит! Как будто у самого фамилия лучше, фи!.. Он прямо проходу не дает, честное слово. Обязательно прицепится и какую-нибудь гадость скажет, если встретимся...
— Наверно, влюблен в вас?
— Да ему же всего семнадцать лет! И вообще... — Она покраснела. — Погодите, он и вам что-нибудь подстроит, он такой.
Гоша Мотяев, или, как называли его в цехе, «баламут», долго ждать себя не заставил. На другое же утро он появился в конторке и, изобразив на лице своем озабоченность, растерянность, срывающимся голосом сказал:
— Товарищ начальник, пила не работает.
— В чем же дело? — спросил Анатолий, догадываясь, что это и есть знаменитый Гоша и что он обслуживает циркулярную пилу.
— Не могу понять. Не режет, хоть тресни.
— Пойдем.
Пила действительно не резала, то есть не пилила металл, а скользила по болванке, оставляя лишь неглубокие царапины. Звук при этом получался жуткий — хуже, противнее, чем когда проводят стеклом по стеклу.
— Давно? — спросил Анатолий, вспоминая лихорадочно, что он знает о циркулярных пилах и на каком принципе основана их работа. Впрочем, основа простая, как у всех других пил.
— С утра все шло нормально, — невинно пожимая плечами, ответил Гоша и ухмыльнулся.
Анатолий не заметил этого.
— Может, затупилась? — высказал он предположение, понимая, что дело в чем-то другом.